Двое в океане

— Правда? — Он слышал ее взволнованное дыхание в трубке. — Ты никуда далеко не уйдешь?

— Куда же мне от тебя сейчас уйти!

Он подумал, что в этом коротком телефонном разговоре Ирина вдруг не выдержала и сдалась перед собственной тревогой, отбросила все напускное, маскирующее и по-женски стыдливо и доверчиво обнажила перед близким ей человеком самое сокровенное, как когда-то обнажала перед ним всю себя — и душевно и телесно.

Их разговор прервал голос динамика.

— Внимание! Судовое время семь часов тридцать минут. Завтрак.

Смолин узнал голос Руднева.

— Вот видишь, — обрадовался он. — Раз завтрак, значит, ничего страшного. Иди подкрепись!

Мамедов тоже нехотя поднялся со стула.

— Завтрак так завтрак. Подкрепиться, конечно, не мешает. — С неторопливой аккуратностью сложил в ящик стола свои камни. — Здесь еще есть над чем помозговать, есть…

— Помозгуем! — охотно поддержал Смолин.

Направляясь к двери, Мамедов осторожно взял Смолина под локоть:

— Что я хотел заметить вам. Константин Юрьевич… Очень правильно вы говорили! Н а ш и  американцы сделать такое не могли. Это сделали совсем другие американцы.

Капитан поразил всех, кто был в кают-компании. Он вошел неторопливой походкой, не глядя на сидящих за столами, хмуро кивнул в знак приветствия, как это делал всегда. На этот раз он был при полной форме, за весь рейс его еще не видели столь представительным: китель безукоризненно поглажен, крахмальная рубашка сияет белизной, легкой голубизной отсвечивает тщательно выбритый подбородок. На синем фоне форменного пиджака пестреют три колодки орденских ленточек. Занял свое место за столом, бросил исподлобья властный взгляд на стоящую у раздаточного окошка Клаву, и та тотчас же ринулась к нему с тарелкой сосисок. Капитан сердито вонзил вилку в сосиску, сунул ее почти наполовину в рот, стал быстро жевать. Капитану было некогда.

Солюс тоже явился при параде — в темном вечернем костюме. Капитан недоуменно взглянул на него, потом, что-то вспомнив, медленно поднялся из-за стола навстречу академику, протянул руку.

— Поздравляю! — И снова опустился в кресло, склонив голову над тарелкой, уже забыв о юбиляре. Все, кто был в это время в кают-компании, по очереди подходили к Солюсу, поздравляли. И каждый раз старик торопливо поднимался из-за стола, хотя ему это было нелегко, делал старомодный поклон, преподносил в ответ юношески чистую улыбку, и люди тоже улыбались, уходили к своим столам приободренными, с благодарностью к этому человеку, который всем своим видом зовет других быть сильными. Казалось, Солюс в самом деле верит в собственное бессмертие.

Мосин, пришедший на завтрак в спортивной тенниске, замер у порога, бросив удивленный взгляд на капитана, по-солдатски круто развернулся и исчез. Через пять минут объявился снова, так же, как капитан, в полной морской форме, только побриться не успел, и шел к своему месту, конфузливо прикрывая ладонью подбородок. Поздравив академика, сел за стол, на котором уже стояла тарелка с сосисками, молниеносно поставленная Клавой. Каждый раз, когда Клава уходила к стойке, чтобы принести завтрак для прибывающих, Мосин провожал ее грустным взглядом, словно был перед ней в чем-то виноват.

Смолину завтрак Клава принесла последним, щедро наложив на тарелку целую груду коротких консервированных немецких сосисок.

— Куда так много?

Она слабо махнула рукой:

— Ешьте! Все равно нехорошо.

Веки у нее припухли от бессонницы или от слез.

— Почему нехорошо?

— Знаю почему! Знаю, — горячо зашептала она. — Вы думаете, капитан обрядился в форму из-за юбилея академика? Ему до лампочки всякие юбилеи. Капитану сейчас положено по полной форме. — Она оглянулась на капитанский стол, за которым, кроме Солюса и Доброхотовой, уже никого не было. — И мой тоже по форме. Готовятся!

Пальцы ее судорожно сжали схваченную на столе салфетку:

— Сказал мне сегодня, я, мол, с тобой, подружка, до конца. Так и сказал — «подружка»! Впервые. А что до конца? Он же на плоту. А плавает как колун. Я ему: «Как же ты в море уцелеешь? Утопнешь ведь!» А он смеется: «Мне, подружка, как комиссару категорически запрещено тонуть. Я за людей отвечаю…»

Она выпустила из пальцев мятую салфетку, задумчиво разгладила ладошкой на столе.

— А ведь у него двое сыновей-подростков… Ему и вправду тонуть нельзя.

В кают-компанию вдруг торопливо вошел Чайкин, с озабоченным видом направился к Смолину. Присел рядом, даже не взглянув на Клаву, глотая слова, быстро заговорил.

— Понимаете… Я только что был на мостике. Оказывается, два часа назад мы получили штормовое предупреждение. Циклон идет на нас. Сильный. И он уже недалеко…

Смолин обернулся к Клаве и встретился с ее грустными глазами — она уже знала о новой беде и как морячка отлично понимала, что это значило. Недаром капитан обрядился в парадное.

Глава двадцать вторая ПРЯМО ПО КУРСУ — РИФЫ