Двое в океане

Сегодняшняя станция далась с боя. Об этом Смолин узнал от Золотцева. Зашел к нему, чтобы получить разрешение на очередную операцию на машинах судового электронно-вычислительного центра. Иногда удавалось вырывать время и для своей работы. Смолин даже не представлял, что в маленьком мирке судна, с которым он связывал надежды на покой и тихий неторопливый труд, будет столько отвлекающего. «На покой здесь не рассчитывайте!» — сказал ему в самом начале пути многоопытный Ясневич и оказался прав.

Смолин все больше чувствовал, что намеченный план работы по доработке монографии провалится. Дай бог, хоть бы первую, самую сложную часть завершить. Он сократил время на сон и в эти часы заставлял свои мозги перестраиваться в нужном направлении. Нет покоя на «Онеге». И не только для Смолина.

— Я в двенадцатый раз начальником экспедиции. И в последний! Это — ад! — пожаловался Золотцев, когда к нему зашел Смолин.

Оказывается, начальник экспедиции только что выдержал очередной бой. Каждый требовал свое, а всем угодить невозможно. Кто-то теряет, кто-то находит. Сегодня решался вопрос о станции в районе острова Альборан перед заходом в Гибралтар. Заранее запланированная станция. Ее твердо обещали Корнеевой. Для Корнеевой тут самый главный полигон по брахиоподам. Но, как известно, из-за Лепетухина «Онега» задержалась в Чивитавеккья. И все полетело вверх тормашками. Следующий заход — Танжер. Он давно согласован. Разрешено три дня стоянки. Надо прибыть в точно назначенный срок. Можно прийти и позже, но время стоянки уже не продлят — сколько осталось по сроку, столько и простоишь, ни часа больше.

— Что мне было делать, голубчик? — вопрошал Золотцев, обращаясь к Смолину. — Либо сократить на два дня стоянку в Танжере, либо отменить полигон.

— Конечно, сократить стоянку! Нам ведь там только взять канадца. — У Смолина не было никаких сомнений на этот счет: наука есть наука, ради нее и пошли в рейс.

— Все верно! — вздохнул Золотцев. — Но запротестовали капитан и помполит. В Танжер идем не только за канадцем. Команде требуется отдых — впереди полтора месяца в океане, без заходов. И честно говоря, дело даже не в отдыхе. Танжер — порт дешевый. Вот в чем загвоздка. Особенно по кожаным изделиям — пальто, куртки и тому подобное. Команде шоппинг требуется. Вынь да положь! А главное — воды в Италии не добрали, на Танжер рассчитывают, начпрод заказал там свежие овощи и фрукты, за день может не успеть получить. Со всех сторон на меня жмут, Доброхотова тоже.

— А ей-то что? Наоборот, должна стоят за науку.

— Говорит, нельзя пренебрегать интересами коллектива, а, мол, эти самые брахиоподы — пустяк.

Золотцев сокрушенно покачал головой:

— И Чуваев недоволен: мол, из-за каких-то ничтожных морских тварей…

Золотцев выразительно развел руками, уголки его губ дрогнули.

— Если бы вы видели, какими глазами при этом обсуждении смотрела на меня Корнеева! Только смотрела — и ни слова!

— Но, как вы любите говорить, всегда можно найти выход из положения…

— Я и нашел его. — Золотцев помедлил… — Будем проводить полигон Корнеевой!

Смолин не смог сдержать радости:

— Правильно!

Золотцев грустно улыбнулся:

— А во что мне это обошлось! Уговаривал, убеждал, давал посулы, извивался ужом. — Он поднял глаза и почему-то с укором взглянул сквозь стекла очков на Смолина. — А вы, Константин Юрьевич, меня не хотите понять.

— Откуда вы взяли? — удивился Смолин.

— Не хотите! — упрямо повторил Золотцев. И в его опущенных плечах, в тяжелых складках не поддавшейся загару кожи на лбу, даже в короткопалых белых, рыхлых, будто набитых опилками, кистях рук, безвольно лежащих на столе, Смолин вдруг разглядел что-то стариковское, бесконечно усталое. И ему впервые стало Золотцева жалко.

Двое суток выли на палубах лебедки, скрипели тали, «макая» в море тралы. Судно то и дело меняло свое местонахождение в поисках уголков, где эти самые брахиоподы могут прятаться. Извлекали один трал за другим, и все они оказывались пустыми — только временами обнаруживались в них губка или водоросли — опять пожива для Файбышевского и Лукиной, да ненароком забредшая в сеть невзрачная рыбешка — добыча для Солюса. Брахиопод не было. А ведь, по всем расчетам, они должны обитать именно здесь, причем такого типа, которого в коллекции Корнеевой нет, у японца и американца есть, а у Корнеевой нет. Значит, развитие брахиоподного дела в СССР притормаживается.

— Расскажи, что это за зверь такой — брахиопода! — остановил на палубе Смолин Лукину. — Ты же биолог как-никак.

Она усмехнулась:

— Вот именно — «как-никак». Ни то, ни се!

Он пропустил мимо ушей ее иронию.

— Неужто так уж важно срочно изучать эти самые брахиоподы?

Ирина скривила губы:

— Для тебя важны твои литосферные плиты, для Корнеевой ее брахиоподы. У тебя масштаб планетарный, у нее — размером с наперсток. А все наука! И неизвестно, которая важнее.

— Ты права! — поспешил согласиться Смолин, невольно любуясь благородным негодованием Ирины. — Туго ей сейчас приходится…