Двоедушница (СИ)

Моё сознание проваливалось всё глубже в самые тёмные уголки моей души. Он выворачивал меня на изнанку, обнажая то, что я не хотела признавать даже самой себе, и я ничего не могла с этим поделать. Я просто падала, падала и падала в бездну собственной тьмы.

— Убери от неё свои лапы! — Костин голос вырвал меня из состояния овоща. Он стоял метрах в шести от нас, но увидеть с какой стороны мне мешали темные пятна так и танцующие перед глазами.

— А вот и наш герой, — усмехнулся он, похоже испытывающий большую, чем я радость от его появления. Игорь выпустил меня из рук, словно тряпичную куклу, лёгкую и невесомую.

Грязь неприятно чавкнула подо мной. Ноги в ней разъезжались, поэтому попытку подняться я быстро отбросила, сосредоточившись на почти востановившемся зрении и поисках Кости.

Темнота клубилась вокруг него, сгущаясь и преображая очертания его лица и тела, растягивая их в ширину и в высоту, добавляя недостающего объёма телу до тех пор, пока оно не перестало быть человеческим.

Глава 8. Карты на стол.

— Давай, — смеялся Игорь, — покажи, кто ты есть на самом деле!

Звериное рычание сотрясло каждый камень, каждую лужу и каждую ветку дерева, как бы отвечая: я есть неизбежность. Вызов был принят, и огромный бурый медведь пошел в наступление.

Всё произошло быстро. Один взмах когтистой лапы, и Игорь отлетел за пределы моей видимости. Он даже не пытался защищаться.

Я сидела на земле, как сломаная игрушка, брошеная в грязь потерявшим интерес ребёнком. Перед глазами снова заплясали пятна, веки стали тяжелыми. Теплая рука приподняла мой подбородок. Карие глаза, человеческие глаза, с тревогой смотрели на меня, пока я не погрузилась в темноту.

***

Макс влетел в приёмное отделение больницы, когда я подписывала отказ от госпитализации. Ненавижу больницы. В одной из таких под зорким присмотром врачей ушли из жизни трое моих знакомых. Я лучше как-нибудь сама, дома, в собственной постели.

Его номер был последний в списке вызовов. Глупая фотка, где он держит меня на руках, сделаная на мой девятнадцатый день рождения, не заставила медиков усомниться в нашей близости. И вот он здесь: руки сжаты в кулаки, брови сдвинуты к переносице, сразу такой взрослый.

Он внимательно слушал диагноз и наставления травматолога: небольшое сотрясение, трещина в рёбрах, многочисленные ушибы левой стороны туловища; постельный режим, тоны обезболивающих, любовь и забота со всех сторон.

Купив в аптеке часть лекарств, мы вышли на улицу. На большее его самообладания не хватило, и мне минут пять пришлось слушать его вопли по поводу моей глупости, безответственности и всё в таком роде.

— Хорошо, что жива осталась, — подвел он итог.

— Теперь ты можешь отвезти меня домой, или мне прямо тут упасть?

Меня мутило. Не знаю, что за коктейль мне вкололи в больнице, но от него тело двигалось как на автопилоте. Немного клонило в сон, но не так, как когда ты устал. Никогда раньше я так не хотела домой.

Макс хотел остаться и помочь мне чем-нибудь, но больше всего мне было необходимо сейчас остаться одной. Он пообещал выяснить, что с моим мотоцилом, и, взяв с меня обещание, позвонить ему, если мне что-нибудь будет нужно, уехал.

Я вздохнула с облегчением, закрыв за ним дверь, но тут же пожалела, что не осталась в больнице. Костя стоял возле окна, перепачканый грязью, как и я.

Большая часть меня хотела верить, что всё случившееся мне просто померещилось, что мои воспоминания не более, чем попытка мозга абстрагироваться от факта аварии посредством воображения. Но другая часть — крошечная и на редкость крикливая — уже вовсю била тревогу.

— Я хотел сам позаботить о тебе, но водитель маршрутки уже вызывал скорую. Мне пришлось уйти. — Я не ответила. — Выслушай меня, пожалуйста. Я не причиню тебе вреда, ты же знаешь!

— Знаю? — хрипло ответила я. — Нет, я тебя не знаю! Я вообще ничего не знаю!

Возможно, правильно было бы выгнать его, и просто забыть обо всём, ведь я впустила в свою жизнь, в свой дом человека, о котором ничего не знала, который, возможно, даже и не был человеком.

Теперь же, по своей собственной дурости, я оказалась втянутой в историю, начало которой было мне не известно так же, как и роль, отведённая в ней мне.

— Я не хотел, чтобы всё так сложилось! Всё должно было быть по-другому! — сокрушался Костя.

— Что всё, Костя? Что всё? Твоё превращение? Или то, что твой знакомый чуть не вытряс из меня душу? — Голос сорвался. Всё это снова навалилось на меня, словно случилось буквально минуту назад, нанесло сокрушительный удар, выбивая почву из-под ног. Комната поплыла. Я прислонилась к стене, чтобы не упасть. Костя рванулся ко мне, но я жестом остановила его.

— Не подходи ко мне!

Спотыкаясь о собственные ноги, я направилась в ванную. Грязь хоть и засохла, но воняла как гнилой арбуз. От этого запаха меня ещё больше подташнивало.

— Я хочу тебе помочь, ты едва на ногах стоишь, — настаивал он. Подавив приступ рвоты, я посмотрела на него.

— Мне нужны ответы.

— И ты получишь их! Но как я смогу тебе их дать, если ты упадёшь в обморок?