Двойка по поведению

— Лизавета — это твоя палочка-выручалочка, причем единственная, — сказала Ляхова. — Если полицейские твои звонки проверят, то ее номер определят, поэтому все будет правдоподобно. Второй звонок они, естественно, тоже обнаружат… Но как-нибудь выкрутишься, скажешь, что номером человек ошибся или еще что-нибудь… Я так понимаю, что тот, кто тебе звонил, — въедливо заметила Зойка, — тоже не рвется афишировать встречу с тобой?

— Ну, наверное… — буркнул Володя.

— Значит, у тебя только один выход — алиби, которое тебе Лизавета даст. Иначе полицейские твою тайну все равно вытрясут. Они это умеют. Так что хоть на сей раз мозгами пошевели заранее, если не хочешь правды говорить. Не хочешь? Даже мне? — спросила Зойка с надеждой, впрочем довольно вялой.

— Не хочу. Даже тебе.

— Ну и дурак! — констатировала подруга.

— Сама такая, — мрачно парировал Володя. — А Лиза… это вообще… слов нет! Как она согласилась, а? Или ты ее каким-то образом заставила? — Гриневич посмотрел с подозрением, но Ляхова лишь фыркнула:

— Ничего я ее не заставляла, просто обрисовала ситуацию. Я давно подозревала, что Лизавета — нормальная баба. Оказалось, правда, нормальная.

— И вот просто так решила влюбленной барышней прикинуться?

Ну не мог себе Володя этого представить. Никак не мог…

Он хорошо помнил появление Саранцевой в школе. На первый взгляд, миленькая девочка, за которой не грех и приударить. А уже на второй взгляд всякое желание пропало. Гриневич не любил женщин, которые походили на воспитанниц института благородных девиц, какими он себе их представлял, — подчеркнуто строгих особ с неизменно выверенными словами, жестами и поступками. Эдакие дамы в «мундирах», зануды, не отступающие от своих, подчас совершенно надуманных правил.

Вот именно такой он воспринимал Лизу. И жутко разозлился, узнав о Зойкиной авантюре. И страшно удивился, услышав, что «благородная девица» Саранцева в этой авантюре согласилась участвовать. И растерялся, потому что затеянную Зойкой игру надо было продолжать, а он пока не мог сообразить — каким образом.

— Позвони Лизавете, договорись, как будете в одну дуду дудеть, — распорядилась Зойка. — А то получится, кто в лес, кто по дрова. Все дело загубите.

— Дело… — поморщился Володя. — Глупость и гнусность.

— А ты бы хотел и на ежика сесть, и не уколоться? — язвительно поинтересовалась Ляхова.

…После ухода Зойки Володя примерно час думал, о чем же ему договариваться с Лизой, а потом выбрал самый простой и легкий способ — позвонил по телефону. Телефон, как хороший посредник, позволял каждому оставаться при себе — не надо было встречаться, смотреть друг другу в лицо, следить за жестами, предпринимать некие действия… Вполне достаточно было звуков, которые в любой момент могли прерваться короткими гудками.

Однако Гриневич успел произнести лишь: «Добрый вечер», — и Лиза тут же сказала:

— Володя, самое лучшее, если вы сейчас придете ко мне домой. Обсуждать подобные вещи по телефону не совсем правильно.

Она всегда обращалась к нему на «вы».

— Ну да… конечно… если вы считаете… — пробормотал Гриневич, тоже обращаясь к ней на «вы».

— Запишите адрес. — Прозвучало это так, словно она собралась продиктовать классу домашнее задание.

Всю дорогу он размышлял, по каким же правилам следует играть придуманную Зойкой игру, и у самого порога Лизиной квартиры вдруг сообразил. Раз Лиза решила его облагодетельствовать, то и он проявит себя благородным рыцарем. В конце концов, от него не убудет.

И все же начал он с другого.

— Мне не нравится Зоина затея. Вы себя поставите в неловкое положение.

— Я понимаю, — согласилась Лиза. — Но вы, когда защищали меня от тех ребят из десятого класса, поставили себя в очень сложное положение. Вас никто не заставлял за меня заступаться. А вы заступились. Я вам очень благодарна.

— О господи! Нашли о чем вспоминать, — попытался отмахнуться он.

Ну да, заступился, и весьма жестко, и вполне мог огрести большие неприятности за свои антипедагогические разборки. Но он тогда очень пожалел молоденькую учительницу и очень разозлился на малолетних беспредельщиков. Причем еще не ясно, чего было больше — жалости или злости.

— У меня хорошая память, — сказала Лиза. — К тому же я считаю, что вы очень приличный человек, и потому вам надо помочь. А кроме меня, в данном случае некому.

— Я попытаюсь выкрутиться сам.

— Нет-нет, — воспротивилась Лиза. — Не будьте самонадеянным. Это может плохо кончиться. — Она посмотрела на него, словно на ученика, упорно не желавшего готовиться к экзамену, и добавила: — Я кое-что придумала.

Ее придумка была простой, логичной и при этом такой, что Володя смутился.

— О вас будут сплетничать все, кому не лень, — предупредил он.

— Я умею быть выше сплетен, — с подчеркнутым достоинством ответствовала Саранцева и даже голову гордо вскинула.

Ее голова едва доходила Володе до плеча, и ему вдруг очень захотелось погладить ее по светлым, затянутым в узелок волосам. Но он удержался, произнес с улыбкой:

— Я тоже кое-что придумал. Я стану за вами ухаживать. Ведь это же совсем будет плохо, если ваше чувство останется безответным.