еще важно, как оно звучит, еще смотрим на стены – разрисованные мелом и фломастерами, заклеенные объявлениями и открытками, еще чтобы там можно было спрятаться, залезть с ногами на диван и неожиданно обнаружить, что сидишь здесь вот уже четыре часа
пойти пить кофе в Крумлове – это такая игра, такой пароль, такой способ перехитрить город и подсмотреть, что он там пока что поделывает без тебя
на площади танцуют дети в венках, заговаривают город, плетут заклинание, по лестнице квартала Латран ползет толстый веселый младенец, шлепает ладонями по плиткам, сворачивает в сторону замка, за ним бредет сонный папа, наклоняется и выравнивает младенца, чтобы не уклонялся с пути
стоит только опоздать на автобус, потерять билет, послать к черту график, как все немедленно складывается наилучшим образом – даже без карты ты выйдешь на нужную улицу, закрытая почта откроется только для того, чтобы вручить тебе важную телеграмму, вечером тебе принесут мороженое, о котором ты задумалась на Четырнадцатой линии Васильевского острова утром, нужную точку назначения ты увидишь мимоходом на четвертой полосе газеты, которую будет читать сосед по купе, номер маршрутки напишут в кафе вместо счета, вишневую настойку, о которой читала в книжке, получишь случайно в подарок, а мелодию, которую забыла, споют по радио в уже закрывшемся ресторане, и мы будем стоять там, сплющив щеки об ограду, и шевелить в воздухе руками, и вспоминать, какого цвета у нас в прошлом веке были джинсы – у меня оранжевого, а у тебя
а потом я буду идти по набережной, плутать в улицах и, наконец, плюну, сяду и от нечего делать отправлю себе эсэмэску – самое глупое, что ты можешь придумать, напишу я себе, – это сопротивляться чему-нибудь, что встречается тебе на пути
слишком много миндаля, слишком много корицы, слишком много мармелада из красной смородины в этом торте, слишком много золота, львов, знамен и мечей, слишком много, чтобы сосредоточиться, поэтому граппу пришлось пить прямо с утра, не было и восьми, прямо на пустом вокзале города Линца, Верхняя Австрия
на пустом вокзале, на котором почему-то не выходят ни пассажиры венских поездов, следующих на запад, ни пассажиры поездов, следующих на восток, никому сегодня не надо в Линц
часы на ратуше бьют одиннадцать, часы на ратуше тысячу раз повторяются в окнах, остальные часы Линца немедленно бьют то же самое хором
слишком много часов в городе Линце, и все, вы подумайте, идут одинаково, поэтому времени здесь деваться некуда, утечь невозможно, все выходы закрыты, время мечется от башенки к башенке, натыкается на циферблаты, пытается шалить, но, помыкавшись и надувшись, скрывается в ближайшем антикварном магазине – там на него не обращают внимания, и оно с оглушительным грохотом делает все, что хочет, качается на стрелках, гремит молоточками, притворяется зеленой бронзой, прячется в разрисованном шкафу, сыплет пылью, скучает
поэтому в городе Линце со временем всегда какие-то неувязки, строго говоря, у города Линца много времен, жители города Линца переходят из одного в другое по мосту Нибелунгов и все равно обязательно приходят в кондитерскую Йиндрак, где упрямо едят каждый день в четыре часа свой невозможный сладкий торт
Линцскому торту, говорят, больше чем триста лет, страшно подумать – миндаль, корица, мармелад, решетка из теста сверху, но наверняка есть еще какие-то секретные ингредиенты, о которых Анна-Маргарита, урожденная графиня Парадиз, ничего в своих кулинарных амбарных книгах не написала
я отодвигаю торт в сторону, я попробовала только кусочек, а мне уже кажется, что я в маленькой комнате с детской железной дорогой, комната находится в голубом доме, в коробке с игрушками у меня разноцветные трамваи, голуби, мосты, церкви и красивые пожилые женщины с накрашенными губами и сигаретами в изящных пальцах, и профессор университета в сандалиях, и кларнетист из Брукнерхаус с пивом в огромном стакане, и я уже не очень помню, зачем я здесь, в городе Линце, Верхняя Австрия, на улице Ратхаусгассе, в кафе между старой аптекой и бутиком фешенебельных гробов, тогда я встаю и просто иду, например, направо, туда, где, мне кажется, пахнет конфетами, и там я вижу Марию
у Марии синие веки, морщинки на лбу и тюрбан на голове, у Марии напротив шоколадная лавка, и знакомый бомж завтракает на скамейке, я могу сшить шляпку для королевы, говорит Мария, и откусывает нитку – вот эта для летнего завтрака на веранде, к ней требуется шифоновый шарф, клубничное варенье, журнал и мужчина без пиджака, молоденьким не подойдет вот эта черная, как у Одри, – чтобы скрывать огонь, эта с гибкими низкими полями – если ты еще не научилась ничего не бояться, кожаная со шнурком – декаданс для ночных визитов в китайские чайные, розовый тюрбан – для прогулок на пароходе, желтая с бантом, чтобы ходить в церковь, вон те с вуалетками обязательны для леди
это все для мадамико, говорит Мария, сейчас такие редко заходят