Двойная сдача

— Да, история странная, — произнес он, когда я закончил. — Но вы на ложном пути. Эта девушка погибла случайно. Нет никакой речи о нечестной игре. Я здорово повозился, чтобы все проверить. Когда Конн сообщил, что нашел ее мертвой, я сразу же спросил себя, не он ли ее прикончил. Мне не нравится этот тип. Он мошенник, и я подозревал его, когда отправился на остров. Я очень тщательно все проверил. Я осмотрел стремянку она была гнилой, как он и говорил, и одна из ножек сломалась. Я видел разбитое окно, и оставшиеся осколки стекла были в крови. Следы ног в доме принадлежали только Конну и девушке. Именно это и делает ее смерть случайной. Она была одна на острове, когда погибла. Док говорит, что она скончалась примерно в три часа дня. Ладно, дадим ему три часа на ошибку. Конн уехал с острова и явился в отель в десять часов утра. Есть тут один тип, Джейк Оукли, он немножко браконьерствует на Мертвом озере, когда там нет Конна. Он спрятался на берегу и ждал, когда Конн уедет, и он его видел. Он рыбачил там до половины пятого вечера. Никто на остров не приезжал. Конн вернулся в половине пятого. Оукли скрылся из виду, когда услышал, как Конн заводит свою моторку. Он видел, как Конн причалил, и видел, как через две минуты он снова подбежал к лодке и уплыл на берег. Тогда Конн обнаружил тело девушки и поехал за мной. Оукли все еще наблюдал за островом, не понимая, что происходит, когда я со своими людьми и Конном сели в моторку и прибыли на остров. Там не было никого, кроме девушки. Я частым гребнем прочесал всю хижину и весь остров и могу поклясться, что там никого не было. Это несчастный случай. Можешь выбросить из головы мысль об убийстве.

— Извините, — возразил я, — но я не верю. Это было убийство, но я понять не могу, как его провернули.

— Ну что ж, сынок, если ты сумеешь это доказать, желаю тебе удачи, но никакое жюри не поверит, что это не несчастный случай, когда услышит показания Оукли.

— А что если Конн подкупил Оукли, чтобы он рассказал эту историю? — предположил я. Шериф улыбнулся:

— Нет, я знаю Оукли с детства. Он ненавидит Конна, и он прямолинеен, как телеграфный столб. Извини, но тут ты ошибаешься.

— Вы обязательно должны докладывать о том, что я здесь был? — спросил я. — Сами видите, в какую лужу я сел. Мы думали дать Конну возможность подать в суд. Если он сможет доказать, что я здесь был, чтобы опознать тело, мы проиграем.

— Я не сую нос в чужие дела, но, если мне пришлют повестку и заставят поклясться на Библии, мне придется сказать правду.

Я кивнул. Я был уверен, что в покойницкой на меня напал Конн. Должно быть, он меня узнал, и обязательно привлечет шерифа как свидетеля того, что я здесь был. Я пропал и ничего не мог с этим поделать.

— Придется помолиться и надеяться на лучшее, — сказал я. — Надо бы мне вернуться в Лос-Анджелес, пока я еще чего-нибудь не напортил. Простите меня за вторжение.

— Больше так не делай, сынок, или тебе придется надолго здесь застрять. Хочешь еще раз взглянуть на труп?

Я покачал головой:

— Пожалуй, нет. У вас есть ее фотография?

— К завтрашнему дню будет. Я тебе ее вышлю.

— Мне нужно, чтобы была видна родинка. Можете так сделать?

— Конечно.

Я оставил ему свой адрес.

Около одиннадцати часов следующего утра я приехал в контору Фэншоу.

Мэддакс и Фэншоу работали над делом о похищении Шерман. Когда я закрыл за собой дверь и подошел к столу, Мэддакс поднял на меня сердитый взгляд:

— Где ты был? Я не мог тебя отыскать. Где ты был вчера?

— Простите меня, — сказал я. — Я ездил в Спрингвилл. Я надеялся обнаружить что-нибудь, чтобы раскрыть это дело, но у меня ничего не вышло. Вместо этого я все испортил.

Я ждал, что он взорвется, но этого не произошло. Он сидел неподвижно, взгляд сделался твердым как гранит, лицо чуть покраснело, но он держал себя в руках.

— Насколько испортил? — проскрежетал он.

— Как нельзя хуже.

— Сядь и расскажи подробно. Я сел и рассказал подробно.

— Ну что ж, надеюсь, ты получил удовольствие, — заметил он, когда я закончил. — Мне кажется, кто-то расставил тебе ловушку, и ты в нее угодил. Черт побери! Ты попал прямо к ним в руки!

— Видимо, вы правы, — сказал я, потея. Извиняться не было смысла. Мэддакса никогда не интересовали извинения.

Он потянулся за сигарой, откусил кончик и сказал:

— Ты слышал, что Гудьер уволился?

— Он говорил, что собирается это сделать.

— Правду сказать, я не жалею, что он ушел. В своем роде он был неплохим агентом, но позволял посторонним влиять на собственное мнение. Ты тоже такой.

— Наверное, тогда мне тоже стоит уволиться.

Я с надеждой ждал, что он примется меня отговаривать, но напрасно. Он закурил сигару и молчал, размышляя, самые долгие две минуты в моей жизни.