Читаем Двойная жизнь профессора Ястребова полностью

Анна Николаевна вспомнила её лицо, у неё было красивое лицо. Красивые глаза. Нет, надо быть честной, сказала она себе, моего сына она любила. И он её тоже. Просто они слишком любили друг друга. И именно любовь заставила их перейти черту. Ведь когда любишь человека до безумия, то становишься способным на безумные поступки. Вот и сын. С ним поэтому всё и случилось.

Теперь она не думала, что есть люди, которые виноваты во всём, что произошло с сыном. Она вспоминала, как её очень немолодой сын любил эту слишком юную для него девушку, и ей было невмоготу от стоявших в груди рыданий.

Дверь захлопнулась. Было слышно, как переговаривались между собой журналисты, спускаясь по лестнице.

<p>Глава 3. «Наполеон нашего времени», роман. Глава 2. «Убийца».</p>

Автор: А.В.

18+ Черновик. Сайт ЛитНачало.

– Андрей Михайлович, вы сожалеете об убийстве Ксении?

Все посмотрели на грузного пожилого мужчину в малиновом джемпере. Он мысленно взглянул на себя их глазами, и подумал о том, что неправильно оделся.

«Зачем я надел этот джемпер. Я дал повод сравнить меня с палачом в кровавой одежде. Теперь они все так и напишут в своих СМИ. Впрочем, какая разница».

Он смотрел под ноги. Он ощущал враждебность к себе со стороны присутствующих. А иначе и быть не может, думал он. Они жаждут расправы. Но я оступился, я не хотел этого. Зачем же они хотят меня добить. Он старался не замечать переполненный зал, отводил глаза от камер.

Вот и опять я в центре внимания…

Слава. Это привычно. Это – вторая кожа, без этого как без воздуха.

Но в сегодняшней славе отсутствует восхищение. Это непривычно.

Он знал, почему всю жизнь вызывал в людях восхищение. Он знал в себе некое, как бы неведомое. Это, «неведомое», окружающими ощущалось. Они называли «это» в нём – харизмой. Но он знал, «оно» не вполне то. На этот счёт у него была философия, разработанная им персонально для себя одного, и касалось это только его личности. «Это» – больше, нежели «харизма», и это – сокровенное, тайна, и тайна потому, что связана с Наполеоном Бонапартом. С магнетизмом, мощью, с гением духа, всё это было так близко, понятно, всё это как бы наполняло его и било из него, и давало энергию, напор, власть. Вот в чём он видел для себя источник вечной молодости. Тайная, сверхъестественная связь сквозь века. Связь с Наполеоном.

Он чувствовал, благодаря личным преданности и верности Наполеону Бонапарту его внутренний человек с годами всё больше наполнялся энергетикой, величием, духовной мощью французского императора, всё это непостижимым образом поднимало Ястребова на сокровенную, невидимую человеческому глазу, высоту, делало его сильнее. Так ему казалось. Он испытывал уверенность в том, что обладает несомненным превосходством перед всеми остальными людьми. Он видел, как он сам велик и как высоко стоит не только над теми, слабыми, но и над всем обществом, тоже слабым. И над миром тоже. Разве наше общество не есть слепок мира? Разве существуют границы, народы? Да нет же, думал он. Есть только величие духа человеческого. И всё. Остальное – условности. Человек может всё. И надо просто стать таким человеком. И тогда будет неважно, в какой конкретно стране ты живёшь и в каком веке. Ты будешь вне времени и вне жизненного контекста. Ты будешь тем, кто вся и всё, над всем и вне всех, кто всё может, и которому всё можно.

Но вот его спрашивают, сожалеет ли он об убийстве.

Он вспоминает о том, о чём не хочет вспоминать. Это не может вместиться в нём. Он не может вообразить, что это – правда. Неужели я, тот, который над всем и вся, тот, кто сумел добиться всего, подавить вся и всё вокруг, подняться над самим собой, и вот я – сделал это? Что же, что я сделал? Что это?

Он думает о себе, сколько лет писал научные труды, сколько славы, почестей, наград, уважения. Он блестяще знал историю и читал гениальные лекции. На его лекции ходили, как на спектакли великого актёра. И он действительно был им. Он любил эти мгновения славы. Озарения, вдохновения. Он сливался с эпохой, о которой повествовал своим звучным великолепным голосом, и его яркое, полное красоты и вдохновения, лицо пылало жаром и счастьем. Это было счастье перехода в мир героев и гениев, трусов и подлецов, вершителей судеб и предателей. История захватывала его целиком. Он будто стоял под душем, и с головы до ног дрожь жарких струй невидимого водопада пронзала его тело. Его лекции заканчивались аплодисментами аудитории. Его обожали. В него влюблялись.

Он имел выбор, кого из этих, влюблённых в него девочек, приблизить и одарить своей пламенной любовью. Он ценил в себе это качество – умение любить. Он считал, встречи с женщинами только ради плотского удовольствия – пошло. Женщина – это драгоценность. Это песня высоко под небом. Это захватывающей силы симфония. Но никак не то самое, о чём обычно думает большинство мужчин. Женщины, которых он любил, были созданы специально для него, так он считал. И все, кого он выбирал, становились в его глазах на тот период, пока он любил, рабынями и богинями одновременно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство