— Но почему? Ведь вы даже не знаете, что от вас потребуется. Если вас мучает совесть, то уверяю, что ваши действия не причинят вреда тому человеку, которого вам предстоит сыграть. — И вообще чьим-либо законным интересам. Это действительно необходимо сделать.
— Нет.
— Но почему, ради бога, почему? Вы даже не представляете, сколько мы вам заплатим.
— Деньги роли не играют, — твердо сказал я. — Я актер, а не двойник.
— Не понимаю. Множество актеров с удовольствием заколачивают деньгу, публично появляясь вместо знаменитостей.
— Таких людей я считаю проститутками, а не коллегами. Позвольте, я объясню вам свою точку зрения. Разве можно уважать человека, который пишет книги за другого? Можно ли уважать художника, который позволяет кому-то подписывать свою картину — ЗА ДЕНЬГИ? Но, возможно, вы чужды мира искусств, сэр, поэтому я попробую пояснить это на другом примере, более понятном вам. Смогли бы вы за ДЕНЬГИ взяться управлять кораблем, в то время как кто-то другой будет ходить в вашей форме и, совершенно не владея искусством управления кораблём, публично называться пилотом. Ну как?
— Смотря сколько за это заплатят, — фыркнул Дюбуа.
Бродбент грозно взглянул на него.
— Кажется, я начинаю понимать.
— Для художника, сэр, самое важное — это слава и признание. Деньги же — просто презренный металл, с помощью которого он может спокойно творить.
— Хм-м-м… Хорошо, следовательно, просто за деньги вы этого делать не хотите. Может быть вас заинтересует что-нибудь другое? А если бы вы знали, что это необходимо и что никто иной не смог бы проделать все это лучше, чем вы?
— Допускаю такую возможность, хотя и не представляю подобных обстоятельств.
— А вам ни к чему их представлять; мы сами вам все объясним.
Дюбуа вскочил с дивана.
— Но, Дэк, послушай, нельзя же…
— Отстань, Джок! Он должен знать.
— Он все узнает, но не сейчас… и не здесь. А ты не имеешь никакого права рассказывать ему сейчас, подвергая тем самым опасности других. Ведь ты ничего не знаешь о нём.
— Я иду на сознательный риск, — Бродбент снова повернулся ко мне.
Дюбуа схватил его за плечи и снова развернул к себе лицом.
— Сознательный риск, черт бы тебя побрал, да?! Я давно тебя знаю — но на этот раз, прежде чем ты откроешь рот… в общем после этого один из нас точно не сможет ничего рассказать.
Бродбент был удивлен. Он холодно улыбнулся Дюбуа.
— Джок, сынок, ты кажется считаешь себя достаточно взрослым, чтобы справиться со мной?
Дюбуа уступать, по-видимому, не собирался.
Бродбент был выше его на целую голову и тяжелее килограммов на двадцать. Я поймал себя на том, что Дюбуа сейчас мне симпатичен. Меня всегда очень трогали беззаветная отвага котенка, природная храбрость боевого петуха, решимость маленького человека сражаться до последнего, но не быть сломленным… А так как я был уверен, что Бродбент не собирается убивать партнёра, то следовало ожидать, что его коллега попросту окажется сейчас в роли боксерской груши.
У меня и в мыслях не было вмешиваться в их ссору. Любой человек имеет право сам решать, когда и как быть битым.
Я чувствовал, что напряжение возрастает. И вдруг Бродбент расхохотался и хлопнул Дюбуа по плечу со словами:
— Молодец, Джок!
Потом он повернулся ко мне и сказал:
— Извините, нам нужно на несколько минут оставить вас в одиночестве. Нам с другом надо кое-что обсудить.
В номере имелся укромный уголок, оборудованный фоном и автографом. Бродбент взял Дюбуа за руку и отвел туда. Там у них завязался какой-то оживленный разговор.
Иногда подобные уголки не полностью гасят звук. Но «Эйзенхауэр» был заведением высокого класса, и поэтому все оборудование в нем работало отлично. Я видел как шевелятся губы, но до меня не доносилось ни звука.
Зато губы мне были хорошо видны. Бродбент расположился ко мне лицом, а его оппонента можно было видеть в зеркале на противоположной стене. Когда я выступал в качестве знаменитого чтеца мыслей, отец лупил меня до тех пор, пока я не овладел в совершенстве безмолвным языком губ — читая мысли, я всегда надевал очки, которые… и требовал, чтобы зал был ярко освещён, одним словом, я читал по губам.
Дюбуа говорил:
— Дэк, ты чёртов идиот, невозможный, преступный и совершенно невыносимый кретин. Ты что, хочешь, чтобы остаток своих дней мы провели на Титане, таская бесчисленные камни? Это самодовольное ничтожество сразу же наложит в штаны.
Я чуть не пропустил ответ Бродбента. В самом деле, «самодовольный», ничего себе! Умом я конечно сознавал свой гений, но в то же время сердцем чувствовал, что человек я достаточно скромный.
Бродбент:
— …не имеет значения, что крупье мошенник, если это единственная игра в городе. Джок, никто больше нам не сможет помочь.
Дюбуа:
— Ну хорошо, тогда привези сюда дока Скорча, загипнотизируйте его, вколите ему порцию веселящего. Но не посвящайте его во все подробности — пока с ним не все ясно и пока мы остаёмся в дерьме.
Бродбент:
— Но Скорч сам говорил мне, что мы не можем рассчитывать только на гипноз и лекарства. Для наших целей этого недостаточно. Нам требуется его сознательное действие, разумное сотрудничество.
Дюбуа фыркнул.