Двойная звезда [Двойник; Дублер; Звездный двойник; Мастер перевоплощений]

Они доставили меня во дворец и с рук на руки передали в распоряжение конюшего короля Виллема, полковника Патила, индуса с льстивым выражением лица, с прекрасными манерами и в роскошном мундире имперских космических войск. Его поклон был тщательно рассчитан: в нем отражалось и то, что меня собираются назначить Верховным Министром, и то, что я им еще не назначен, что я с иерархической точки зрения выше его, но все же человек гражданский, а также и то, что на плече его красовался императорский аксельбант.

Он взглянул на мой жезл и мягко заметил:

— Это ведь марсианский жезл, не так ли, сэр? Очень интересно. Вам, наверное лучше оставить его здесь. Он будет в полной сохранности.

Я ответил:

— Я возьму его с собой.

— Сэр? — он недоумевающе поднял брови, ожидая, что я тут же исправлю свою очевидную ошибку.

Я порылся в любимых бонфортовских штампах и выбрал один из них, с помощью которого он любил дать понять, что настаивает на своем.

— Дружище, вы уж вяжите по-своему, а я буду вязать так, как привык.

Лицо его сразу потеряло всякое выражение вообще.

— Очень хорошо, сэр. Прошу вас, сюда, пожалуйста.

У входа в тронный зал мы остановились. Трон, расположенный на возвышении в дальнем конце зала, был пуст. По обе стороны огромного помещения толпились знать и придворные. Видимо, Патил дал какой-то незаметный сигнал, так как не успели мы подойти, как грянул Гимн Империи. Все застыли: Патил оцепенел, как внезапно выключенный робот, я замер в каком-то усталом оцепенении, приличествующем утомленному человеку моего возраста, который делает это потому что должен. Придворные застыли так, что стали похожи на манекены в витрине какого-то магазина. Остается только надеяться, что мы недаром столько тратим на содержание двора — все эти вельможи в роскошных одеяниях и копьеносцы являют собой весьма живописную картину.

В самом конце гимна откуда-то сзади появился и сам Виллем, Принц Оранский, Герцог Насау, Великий Герцог Люксембургский, Глава Рыцарей Священной Римской Империи, Верховный Адмирал Имперских Сил, Советник Марсианских Гнезд, Покровитель Бедноты и Божьей Милостью Император Планет и Межпланетного Пространства.

Появившись, он сразу же сел на трон. Лица его я разобрать не мог, но все это смешение множества символов внезапно вызвало у меня в душе симпатию. Я больше не чувствовал враждебности к системе королевской власти.

Как только король Виллем сел, гимн кончился. Он кивнул собравшимся в ответ на их салют и по толпе придворных прокатилась волна расслабления. Патил ретировался и я, зажав жезл подмышкой, начал свое длинное шествие, немного прихрамывая, невзирая на слабое притяжение. Путь к трону очень напоминал мне путь в гнездо Кккаха. Мне просто было тепло, и в ушах раздавался какой-то звон. В воздухе звучали различные мелодии Империи: «Христианский король» сменялся «Марсельезой», за ними следовал «Звездный стяг» и так далее.

Дойдя до первого возвышения, я поклонился, затем у второго, у третьего — уже у самых ступенек трона — отвесил самый низкий поклон. На колени я не вставал: вставать на колени надлежало только аристократии, а обычные подданные разделяют суверенность со своим повелителем. Иногда в стерео и в театре по незнанию делают коленопреклонение обязательным для всех, поэтому Родж прежде всего убедился, что я знаю, что делать.

— Ave, Император! — будь я голландцем, я бы сказал «Rex», но я был американцем. Мы обменялись с королем несколькими фразами на школьной латыни: он спросил меня, что мне нужно, а я напомнил, что он сам призвал меня пред свои очи и т. д. После этого он перешел на англо-американский, на котором говорил с легким европейским акцентом.

— Ты верно служил нашему отцу. И теперь мы надеемся, что так же верно ты будешь служить нам. Что ты на это можешь ответить?

— Желание моего короля — мое желание.

— Приблизься.

Может я немного переборщил, но ступеньки были довольно высокими, а нога моя разболелась по-настоящему: психосоматическая боль ничем не легче настоящей. Я чуть не упал, и Виллем мгновенно вскочил с трона и поддержал меня за руку. По залу пронеслись «ахи» и «охи». Он улыбнулся мне и тихонько произнес:

— Спокойно, старина. Постараемся сделать это представление покороче.

Он подвел меня к скамеечке, расположенной перед троном, и я уселся на нее довольно неприлично — на мгновение раньше, чем он сам вернулся на трон. Затем он протянул руку за свитком, и я передал его. Развернув свиток, он сделал вид, что внимательно изучает этот чистый лист бумаги.