— Папочка? — Декстер едва узнал голос дочери.
— Керри! Где ты?
Она с трудом держала трубку. Ноги у нее были точно ватные, по спине пробегала дрожь. Паоло стоял рядом.
— Ты слышишь меня, Керри?!
«Папочка разволновался, — подумала она. — Как мило… Он любит меня. Любит меня…»
— Керри! Где ты?!
Она назвала адрес, который ей дал Паоло. И вдруг заплакала, заплакала горько, с надрывом.
— Керри, пожалуйста, говори!
Она не могла говорить. Ей было слишком больно.
Она не помнила, сколько времени прошло с тех пор, как Паоло ее связал. Но ей уже было все равно. Хотелось только одного — сесть. Лучше лечь. И уснуть.
Грейси поехала вместе с отцом. Она настаивала, а у него не было сил сопротивляться. Декстер думал лишь об одном — кто-то жестоко обошелся с его Керри. Кто-то изнасиловал ее и чуть не убил.
Одно Декстер знал наверняка — он сотрет в порошок того, кто осмелился это сделать.
Он с мрачным видом вел машину. Его руки крепко сжимали руль. Они доехали до дома, о котором говорила Керри, за пятнадцать минут.
Декстер припарковался перед парадным входом.
Затем, не говоря ни слова, направился к двери. Грейси последовала за ним.
Декстер почему-то был уверен, что дверь не заперта.
И он не ошибся — повернул ручку и вошел в дом.
В холле стоял мужчина в белом махровом халате, надетом на голое тело. Рядом на полу что-то лежало. Человек… Беспомощный и неподвижный.
Женщина…
Ее лицо было распухшим. Один глаз полностью заплыл. Она не узнала ни своего отца, ни свою сестру, когда они приблизились.
Декстер отвернулся. Он был не в силах смотреть на нее.
Он ожидал найти здесь Керри. Но эта женщина не могла быть его дочерью. Она не могла быть Керри Портино! Его дочь — красавица с королевской осанкой, чудесное создание. А эта женщина… она ужасна. Нет, это не Керри. Это какая-то незнакомая ему женщина.
Грейси с отчаянным криком бросилась к сестре и приподняла ее голову. Она что-то кричала отцу, но тщетно — тот не слышал ни звука.
— Папа! Вызови врача!
Декстер даже не взглянул на Грейси.
— Папа!
Та же реакция.
По щеке незнакомки скатилась слеза.
Паоло резко развернулся и с независимым видом направился в соседнюю комнату. И вдруг услышал два выстрела — они прозвучали, точно взрывы. В следующее мгновение его спину и грудь пронзила острая боль.
У него не хватило сил повернуться к стрелявшему.
Рухнув на колени, он несколько мгновений старался устоять. Затем уткнулся лицом в пол.
Декстер ни разу не навещал Энн с тех пор, как она оказалась в тюрьме. Она отсидела уже год из тех десяти — без права досрочного освобождения, — к которым ее приговорили. И вот сейчас Энн сидела напротив Декстера, сидела, отделенная от него только толстым стеклом. В этот день — в День матери бывший муж наконец-то навестил ее.
Энн оказалась женщиной без возраста. Она не постарела, думал Декстер, даже стала еще привлекательнее. Да, у нее появились морщинки в уголках глаз — как на бумаге, которую сначала скомкали, а потом разгладили. Отметины прошлых радостей и печалей, думал он. И все же ее облик поразил его.
Они молчали.
Больше всего изменились ее губы, думал Декстер, машинально потирая затылок. Кончики губ опустились вниз.
Они по-прежнему молчали.
Декстер постукивал по столу кончиками пальцев.
Он полагал, что она выплеснет на него всю злобу, которая в ней накопилась. Но этого не случилось. Энн восприняла его приезд совершенно спокойно.
Декстер поднял на нее глаза и понял: ему не надо опасаться взрыва лицо Энн по-прежнему оставалось невозмутимым.
— Где дети? — проговорила она наконец бесцветным голосом.
Декстер был готов к этому вопросу.
Он вытащил из кармана пиджака конверт. Он написал это письмо еще месяц назад и с тех пор старался убедить свою дочь подписать его.
— Ты должна это сделать для меня, — говорил он Керри, — если, конечно, меня любишь.
— Конечно, я люблю тебя, папочка! Очень люблю.
— Значит, если ты хочешь, чтобы я любил тебя, всегда-всегда, ты это подпишешь.
— Но Грейси этого не подпишет, — простонала Керри. — Никогда не подпишет.
Декстер погладил дочь по волосам.
— А ты можешь подписать и за нее, — ласково проговорил он. — Никто не догадается.
— Я так не могу, — сказала Керри и заплакала.
— Ты должна, — настаивал отец. — Если ты любишь меня.
И вот сейчас он вручил это письмо Энн. Оно погубит ее. Погубит окончательно.
Энн развернула листок и принялась читать:
Дорогая мамочка!
Папочка сказал, что мы можем навестить тебя в День матери. Он даже показал нам разрешение от судьи. Но мы не хотим. Мы проводим выходные с папочкой, и нам с ним хорошо. Ты нас бросила, как же мы можем тебя любить?
Декстер изумился ее самообладанию. Ни один мускул не дрогнул на лице Энн. Во всяком случае, он ничего не заметил.
— А что ты думаешь обо мне? — спросил Декстер уже перед уходом.
Она промолчала, и он решил, что Энн не слышала вопроса, — слишком тихо он говорил.