— Попался, попался, — довольно сказал второй голос, в котором без труда узнавался Бальхиор, — давай на кровать его. Сейчас он на своей шкуре испытает всю прелесть тех ощущений, что так любезно организовал нам.
— Пре… прекратите, — вырывался Кичандаш, — да что на вас такое…
— А то, что ты сейчас получишь по заслугам, — прорычал чёрный орк, — значит, в очередь поставить нас последними не забыл. А предупредить, что будет щекотка, от которой подохнуть можно, забыл? Научись врать лучше, хвостатый. Сейчас тебе будет щекотка.
Кичандаш брыкался, но могучий Кермол, бывший, наверное, в два раза тяжелее ящера, цепко держал его, сидя на спине. Бальхиор же демонстративно взял щётку для чистки одежды, подошёл к ногам Кичандаша и сдёрнул с него сапоги.
— Не… не надо, пожалуйста, — взмолился Кичандаш.
— Тогда говори правду, — сурово сказал Кермол, — зачем такую подлянку нам подстроил?
— Да забыл же, говорю вам, — жалобно простонал Кичандаш.
— Ах, забыл, — ехидно сказал Бальхиор, — для мастера магии склероз — качество непростительное. Будем лечить.
В следующую секунду ладонь Кермола вжала голову Кичандаша в подушку, не позволяя ему открыть рот, храмовник же начал быстро водить щёткой по его ступням.
У Кичандаша глаза на лоб полезли. Ему всегда казалось, что шкура таисианов подобной уязвимости подвержена меньше, чем любая друга кожа, но уж слишком жёсткой была щётка. Да и храмовник, по долгу службы имевший кой-какой опыт в искусстве заплечных дел мастеров, наверняка знал, как это надо делать так, чтобы ощущения были яркими и полноценными.
— Ну что, — сурово спросил Кермол минуту спустя, отпуская Кичандаша, — вспомнил?
— Да забыл, же говорю, — снова заскулил Кичандаш, тяжело дыша, — я старый, больной, искалеченный таисиан, как вам не стыдно…
— Значит, не вспомнил, — хмыкнул Кермол, — лечим дальше.
Кичандаша рывком перевернули и уложили на спину, после чего молниеносно расстегнули куртку. Однако не успел он среагировать, как сверху снова уселся Кермол и зажал его руки. Бальхиор же прижал его морду одной рукой, а в следующую секунду щётка забегала уже по его брюху.
Кичандаш вырывался изо всех сил, щекотка буквально сводила его с ума, но освободиться не было никакой возможности. Любую магию Бальхиор гасил на подлёте, строго следя за тем, чтобы мага крови ничто не отвлекало от раскаяния. Его же физические данные с возможностями орка, конечно, были несопоставимы.
— Ну? — сурово спросил Бальхиор пару минут спустя, при этом щётка плавно смещалась от брюха к горлу, самому уязвимому месту.
— Нет, нет, пожалуйста, хватит, — жалобно простонал Кичандаш, — я расскажу, всё расскажу, пощады, пощады.
— Ну вот, так-то лучше, — довольно сказал орк, отпуская таисиана, — сразу не мог признаться? Нам, думаешь, приятно было вот это вот с тобой делать?
Кичандаш тем временем уселся на кровати, застёгивая куртку. Он искренне надеялся, что больше никто не стал свидетелем этого унижения. И, вместе с тем, подсознательно он понимал: сам виноват. Ибо сам напросился.
— В общем, — неловко начал Кичандаш, глядя на храмовника и орка, что уже успели расположиться на соседней кровати, — правы вы, специально я это сделал. Из-за тебя, храмовник. Потому как в Краспагене ты казнил моего бывшего ученика.
— Что?! — взвился Бальзиор, вскакивая на ноги, и лишь Кермол с огромным трудом удержал его на месте, — да знаешь ли ты, что этот ящер…
— Я знаю, — печально кивнул Кичандаш, — я всё прекрасно знаю. Но — не сумел удержаться. Потому что вот до сих пор у меня за него болит душа. Потому что до сих пор я не могу себя простить, что ничем не смог ему помочь. Потому и затеял эту подлянку. Уж простите мне мою слабость. Особенно ты, орк, — Кичандаш печально посмотрел на Кермола, — за тебя, каюсь, вообще не подумал. Честью предков клянусь. Хочешь — дай мне за это в морду. В своём праве будешь.
С минуту и орк, и храмовник молчали, разглядывая подавленного Кичандаша с неожиданным сочувствием и пониманием. После чего чёрный орк встал и, подойдя к своему вещевому мешку, который зачем-то тоже был здесь, вытащил из него большую бутыль. Теперь уже пришёл черёд Кичандаша вздыхать. Хотя этот алкоголь явно по крепости превосходил то, что обычно употребляют таисианы, он понимал: пить придётся. Ибо, как ни крути — а уж орка он точно обидел, что называется, ни за что, ни про что.
— Вот я дурень, — выругался Кермол, шаря в мешке, — за стаканы-то и не подумал.
Таисиан лишь молча взмахнул рукой — и на тумбочке рядом с кроватью появились три чашки. Пусть иллюзорные, временные, но от этого не менее материальные. Бальхиор ловко подвинул тумбочку на середину комнаты, а Кермол наполнил все три сосуда. Выпили залпом.