Двойник господина П.

В-третьих, как и в верхних элитах, так и в спецслужбах, стали появляться и разрастаться свои кланы. Друзей тянут, родственников, одноклассников. И идёт борьба кланов, кто вернее служит Системе. И Система этим пользуется, вытягивая нужный клан или стравливая их между собой. А кто замарался – с радостью отдают «на съедение», тем самым и демонстрируя, якобы свою приверженность букве закона, и намекая о необходимости кланов в абсолютной скрытности своей деятельности. Как бы говорят: «Вы там творите, что хотите, но чтоб об этом никто не знал».

И как мы видим с Вами, всё-таки Системе не удаётся полностью контролировать все спецслужбы. Хочет она или нет, но кланы начинают выходить из-под контроля. Нацгвардию создали, чтобы удержать расползающееся тело структуры МВД, причём самых оперативных служб, а заодно и внутренних войск. Дойдёт до того, что создадут ещё какое-нибудь ведомство, которое будет сдерживать уже ФСБ и ту же самую Нацгвардию. Система порождает монстров, которые начинают пожирать её. А чтобы защититься, создаёт монстра побольше. Так, что всё ещё впереди…

Я, конечно, многого не знаю из работы спецслужб, всё-таки военная разведка, точнее армейский спецназ ГРУ, это – «работа в поле». Вышел, нашёл объект, уничтожил и слинял, если успел. Причём, во время боевых действий. Всякими политическими диверсиями, подкупом и шантажом, занимаются другие структуры. Может, конечно, кто-то внутри страны использует разведку, не удивлюсь. Только это, мне кажется, уже незаконно. Вот и про деятельность других спецслужб, мы узнаём только из открытых источников. И всплывают всякие отделы «Э», «М», «Б». А кто они, чем занимаются, с кем борются – это уже надо целенаправленно искать и выяснять. И контролирует ли их работу кто-нибудь? Кто контролирует – общественность или другой такой же «клан – отдел»? Понятно, что секретность в их работе нужна, но под эту «секретность» можно и незаконные действия прятать. И в первую очередь, этим должны озаботиться те, кому есть что терять. Те же избранники наши народные, в любой момент могут стать жертвой «оборотней». Но видимо, не зря они «народные», думают так же, как и весь народ – «Не меня, да и ладно!». Или «Бог даст, пронесёт».

Приходил Миша, завтра летим к доктору в клинику. Вот с дороги и можно будет позвонить в суд. До клиники добираемся с дозаправкой в Саратове. А на аэродроме, надеюсь, связь не отключат.

Засим прощаюсь. Всего Вам доброго!

С уважением, Ваш Сан Саныч.»

Письмо двадцать третье.

«Здравствуйте, дорогой друг!

Пишу Вам из клиники. Доктор любезно предоставил мне такую возможность, отдав в моё распоряжение свой компьютер.

Сначала расскажу Вам, как я звонил в суд. Звонок сделал из вертолёта, во время пребывания на военном аэродроме под Саратовом. Трубку взяла какая-то тётка и долго умилялась, что ей звонит Сам.

– Ой, это Вы? Это, действительно, Вы? Ой, я так рада, что Вы наш президент! – кудахтала женщина.

Пришлось прерывать этот «поток чувств».

– Так, женщина. Вы в своём суде там, чем занимаетесь? Мне кажется, вы там совсем не тем занимаетесь. У Вас зачем, уважаемого человека, преследуют? Догадываетесь, о ком речь?

Тётка молчала, видимо соображая, о ком я говорю. Надо было «помогать» ей.

– Вот зачем судья ваш, фамилию подзабыл, зачем он новое дело пожилому человеку «шьёт»? Да не просто человеку, а заслуженному ветерану. Мы же прекрасно знаем, что нет никакого дела. А ваш судья, попросту говоря, к бабушке пытается «прилепить» половые органы дедушки. И посмотреть, как будет выглядеть. Вы же всю систему правосудия раскачиваете таким образом. Не надо раскачивать. И передайте, пожалуйста, мою просьбу кому следует. До свидания.

«Догадаются поди, что я имел в виду. Не так много у них дел подобного масштаба», – подумал я и положил трубку.

Телефон больше был не нужен, и его остатки разлетелись по просторам нашей родины через окно в вертолёте. Миша разговора не слышал. Он выходил на стоянке из салона, чтобы осуществлять охрану снаружи.

Прибыв в клинику, мы рассчитывали пробыть там дня два, не больше. Но начали происходить события, которые никто не мог предвидеть, уж я-то точно.

Сначала удивил доктор. Мы с ним были вдвоём, когда он начал свою исповедь.

– Вы знаете, у меня недавно был Ваш куратор. Просил сделать пластическую операцию. Естественно, не бесплатно. Я ему отказал. И какие только суммы он мне не называл, я был непреклонен. Да, это мой протест. Мне они надоели, я устал от этой публики.

Он вздохнул, помолчал и продолжил.

– Я уже старый, у меня нет возможности собирать сторонников или ходить митинговать. И протест мой, для Вас покажется наивным или смешным, но по-другому я не могу, а надо. Этого требует от меня элементарная порядочность. Это надо было делать раньше, когда были живы друзья и знакомые. Тогда я боялся и молчал. Теперь мне надоело бояться, а сказать-то уже некому.