Двойник китайского императора

В подавленном состоянии, внутренне шарахаясь от одной неприятной мысли к другой, просидел Пулат Муминович в номере до позднего вечера. Сгущались сумерки, и следовало зажечь огни, но страх, пропитавший душу, словно отнял у него силы, парализовал волю, и он, как прикованный, продолжал сидеть в кресле — темнота в дальних углах просторной комнаты навевала тревогу. Весь день у него не было и крошки хлеба во рту, но голода он не ощущал, хотя, наверное, выпил бы, но спускаться в ресторан, встречаться с людьми, где многие его знали, Махмудов не хотел. Неизвестно, как долго просидел бы секретарь райкома в таком настроении и как дальше развивались бы события, если б вдруг не раздался громкий стук в дверь. Очнувшись от тягостных дум, Пулат Муминович решил, что не к нему, в соседний "люкс", но настойчивый стук повторился.

"Неужели так быстро раскрутили дело и меня требуют на срочное бюро?" — подумал хозяин номера и поднялся. Включив свет, он на секунду задержался у зеркала, поправил галстук, прическу — ему не хотелось выглядеть перед гонцом жалким и подавленным.

У двери стоял Эргаш Халтаев, сосед, начальник районной милиции, рослый, гориллоподобный человек. Три года назад перевели его из соседней области к нему в район — раньше он занимал более высокую должность, да крупно проштрафился, и его убрали подальше от глаз, от людских пересудов. Пока окончательно не угасли страсти в связи с прежним делом, сидел он в районе тихо, смирно, особенно не высовывался, но вот с приходом Тилляходжаева расправил крылья, запетушился. Нет да нет, райкому приходилось вмешиваться в дела милиции. Короче, у них сложились довольно натянутые отношения. Но, увидев соседа, Пулат Муминович искренне обрадовался: ему хотелось сейчас с кем-нибудь поговорить, а может, даже излить душу — такое состояние, как сейчас у него, наверное, бывает раз в жизни. Не каждый же день мы всерьез задумываемся о самоубийстве.

— У меня тоже в Заркенте оказались дела, — говорил, улыбаясь, Халтаев, — за день не управился. Оформляясь в гостиницу, увидел внизу вашу фамилию, думаю, дай загляну на всякий случай, может, понадоблюсь, тем более днем, в обкоме, слышал от помощника, что первый вызывал вас на красный ковер.

— Да, было дело, — как можно беспечнее ответил Пулат Муминович, приглашая гостя в комнату.

— А может, мы пойдем поужинаем, мне не удалось сегодня пообедать, — предложил начальник милиции, оглядывая номер.

— Я бы с удовольствием поужинал и даже выпил, но, честно говоря, идти в ресторан нет настроения, мне кажется, что если не весь Заркент, то жильцы нашей ведомственной гостиницы наверняка знают, что я побывал на знаменитом ковре, и мне не хочется выслушивать соболезнования и сочувствия — сейчас я больше нуждаюсь в конкретной поддержке, помощи делами, поступками.

Халтаев внимательно посмотрел на своего секретаря райкома.

— Но вы так не отчаивайтесь, безвыходных положений не бывает. Просто вы не привыкли к разносам, вы ведь у нас в области передовой, прогрессивный руководитель, обласканный, и даже орден Ленина имеете. А у первого, я его давно знаю, манера такая — сразу любого лицом в грязь; к подобной обработке действительно трудно привыкнуть, тем более с вашим характером и положением… — И тут же, не докончив мысль, сказал: — А если душа просит выпить, выпьем, я тоже с удовольствием составлю вам компанию. Побудьте еще минут десять один, а я спущусь вниз и распоряжусь насчет ужина и спиртного.

Вернулся он скоро в сопровождении двух официанток, кативших тележки, через несколько минут пришла и третья, весьма игриво посмотревшая на Пулата Муминовича; она принесла на подносе спиртное и минеральную воду. Когда они втроем быстро сервировали стол и удалились, Махмудов сказал:

— Такой роскошный стол накрывают по случаю удачи, праздника, но никак не на панихиду.

На что Эргаш Халтаев бодро ответил:

— Отбросьте черные думы — еще не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Такую глыбу, как вы, своротить и Тилляходжаеву непросто, он же знает, каким вы авторитетом пользуетесь у народа.

— Уже своротил, — обреченно сказал Пулат Муминович, переливая водку из рюмки в большой бокал для воды и долил его до края.

Халтаев, молча наблюдавший за ним, проделал то же самое.

— Ну, вам не обязательно поддерживать меня в этом, — мрачно пошутил секретарь райкома, на что начальник милиции вполне серьезно ответил:

— Я привык разделять горе и радость тех, с кем сижу за столом. На меня можете положиться, не тот человек Эргаш, чтобы бросить в беде соседа…

Вроде обычная застольная фраза — в иной ситуации, наверное, Пулат Муминович пропустил бы ее мимо ушей, тем более зная кое-что о своем соседе, но сегодня она сразу легла на душу, и Халтаев уже не казался ему неприятным.

Пулат Муминович не испытывал особой страсти к спиртным напиткам, тем более редко пил водку, о чем, кстати, Халтаев знал, но внутри у него сейчас все горело, и ему казалось, что алкоголь заглушит тоску, освободит от опутывающей сознание петли страха.

Пулат Муминович наполнил бокалы еще раз, и снова Халтаев не возражал.