Двойник китайского императора

Если Нора, одна из лучших модисток популярного салона "Люкс", шагала в авангарде новой моды и самоутверждалась в ней, то Закир оказался явным антиподом. Закиру, по крайней мере тогда, казалось, что он и под страхом смерти, под пистолетом не наденет узкие штаны, тем более голубые, а уж о том, чтобы он в угоду моде расстался с тельняшкой, или, как говорили тогда, тельником, не могло быть и речи. Подобное перерождение он расценил бы не меньше как измену флоту. Для него не имело значения, какие юбки, кофточки носила его возлюбленная, хотя и приятно было видеть ее нарядной, выделяющейся среди подружек. Ему льстило, когда дружки-приятели говорили: смотри, пришла твоя красавица Нора, и опять в шикарном платье! Он не только ничего не имел против ее увлечения, но даже клялся, что она будет у него всю жизнь ходить "в бархате и соболях", — слышал он такую песню на Севере, где на годок остался после флота подзаработать на золотых приисках. Соболей он не подарил ей, а вот роскошную чернобурку привез. Отдал ему эту чернобурку с благодарностью для будущей невесты один таежный охотник, которого Закир защитил случайно от блатных в общежитии, — забили бы насмерть и пушные трофеи, добытые за долгую сибирскую зиму, могли отобрать.

Познакомился Закир с Норой на балу во Дворце железнодорожников, когда она училась в десятом классе, а он прибыл на двухнедельную побывку после тех самых учений, на которых спас жизнь командиру части. Служить ему оставался еще год. Нельзя сказать, чтобы у них заладились отношения: ни писать она не обещала, ни фотографии на память не дала, хотя он и попросил. Но девичьим умом Нора поняла: влюбился морячок. Влюблялись в нее в ту пору каждый день, и поэтому она не удивилась и не обрадовалась. Живя на Форштадте, рано начав крутиться в "Тополях", она наслышалась о Закире Рваном с соседней улицы, о его похождениях, и знала Светланку Соколянскую, за которой он приударял до флота. Ей, конечно, польстило, что такой авторитетный парень, как Закир Рваный, волновался, говоря с ней, нравилось ощущать зависть многих девчонок.

Да, десяти календарных дней отпуска оказалось вполне достаточно, чтобы уезжал бравый моряк без памяти влюбленным в темноглазую, стройную школьницу, жившую на углу Чапаева и Оружейной в старинном, красного кирпича доме, отстроенном тем самым прадедом, что некогда привез жемчужное ожерелье из Константинополя. Прадед и дед Норы некогда торговали в крае чаем.

Фотографию Норы он все-таки увез с собой во Владивосток — не тот парень Ахметшин, чтобы не раздобыть карточку любимой. Не любитель писать письма, Закир несколько раз написал ей, но Нора ни на одно письмо не ответила.

— Приеду, разберусь, — мрачно говорил Закир товарищам по тесному кубрику, но фотографию над головой на стене не убирал.

Вернулся на Форштадт Закир ровно через два года, снова в канун новогодних праздников, и опять же на балу у железнодорожников подошел к ней, словно никуда и не уезжал. Нора, как обычно, была в окружении друзей и поклонников, но Закир, не замечая их, увел ее танцевать. В тот новогодний вечер вокруг Норы образовалась пустота — куда-то вмиг подавались ухажеры. Нора еще не поняла новых обстоятельств, сочла это результатом коварства соперниц и строила на этот счет всякие догадки, но одна подружка объяснила все очень просто.

— Закир объявился, — сказала она ей, как несмышленышу.

Вернулся Ахметшин в таксопарк, откуда его и призвали на службу. Командование Тихоокеанского флота прислало письмо благодарности коллективу, воспитавшему доблестного краснофлотца, рассказало о подвиге, за который их земляк награжден боевым орденом. Встретили его как героя, чему он весьма поразился, ибо вряд ли кому сам сказал бы о награде.

В те дни из гаража горкома передали в таксопарк на баланс черный "ЗИМ" — наверное, получили новую машину, быть может, новую модель "Волги". "ЗИМ" служил горкомовскому начальству лет семь, но поскольку находился в одних руках, для таксопарка вполне годился. Претендентов на машину оказалось хоть отбавляй, но тут Ахметшин как бы выручил руководство, снял проблему. Отдать машину орденоносцу-краснофлотцу проголосовали и в парткоме, и в профкоме.

С Севера Закир приехал при деньгах, попал в удачливую артель, а там, если подфартит, за год можно заработать больше, чем в иное время за десять лет. Заработком своим он ни с кем не делился, хотя и рисковал головой. Это сейчас всерьез начинают говорить о рэкетирах, а рэкет существовал всегда, только не имел звучного иностранного определения. Еще до армии ему, тогда зеленому парнишке, врезалась в память одна сцена.