Двойник китайского императора

Пулат Муминович хорошо знал, да и кто этого не знал, что и Тилляходжаев, и Арипов — люди, приближенные к Верховному: они часто встречались, и, как утверждала молва, он чуть ли не ежедневно говорил с ними по телефону. Отчего же оказался так слеп и глух "отец нации" — ведь он еще считался и "инженером человеческих душ", слыл известнейшим романистом, его книги роскошно издавались миллионными тиражами. Да потому, вероятно, что сам мало чем отличался от соревнующихся вассалов, но у него, надо отдать должное, и уровень был выше, и масштабы иные, государственные.

Поднаторев на приписках хлопка, он не гнушался втирать очки на чем угодно. Нужно было к какой-то дате рапортовать о пуске обогатительной фабрики в Ангрене, где запланирована и линия по добыче золота, — он и рапортовал. Правда, карьеры для комбината только закладывались — не беда: привезли тайком из Марнжанбулака два состава руды и отлили к юбилею килограммов десять золота.

Красивая пирамида высилась на столе президиума в день открытия — многие глаз не могли оторвать, бдили и люди из госхрана.

После пышных речей вручили им опечатанный "дипломат", загруженный кирпичами, а золото подарили "отцу нации" на память. Из того золота Верховный заказал искуснейшему ювелиру по особым чертежам две театральные сумочки. Специалисты оценили работу кудесника по сто тысяч каждую. Одну сумочку секретарь ЦК подарил жене вождя, а другую собственной супруге — дарить так дарить! Эксперты утверждают, что ни у Екатерины II, ни у королевы Англии подобного ридикюля не было, — знай наших!

Слышал Пулат Муминович вести и пострашнее о художествах Наполеона и Арипова и опять же не принимал на веру: уж слишком смахивало на байки о диком Западе, да и прослеживался почерк итальянской мафии, хотя присутствовал и местный колорит.

Рассказывают, что некий Абрам Ильич, преподаватель одного из вузов республики, частенько попадал в вытрезвитель, — имел он слабость к спиртным напиткам. Человек тихий, интеллигентный, он исправно платил за милицейский сервис, не дебоширил. Иногда обходилось и без штрафа — звонили из высоких инстанций, и загулявшего доцента на той же машине, с почетом, доставляли домой. Но с годами у доцента стал портиться нрав.

— Знаете, кто я такой?! Узнаете — ахнете! — стал говорить он своим старым знакомым, работникам медвытрезвителя, знавшим преподавателя как родного: и какое белье он носит, и какие носки предпочитает, и чем похмеляется по утрам.

Однажды пожилой майор, начальник этого спецучреждения, устав уговаривать расшумевшегося Абрама Ильича, сказал: ну ладно, расскажи нам, кто ты.

Абрам Ильич, поддерживая одной рукой спадающие штаны, ремень на всякий случай там отбирают, ткнув в потолок указательным пальцем с массивным перстнем, гордо произнес:

— Я двадцать четыре раза доктор наук и сорок восемь раз кандидат!

Двадцатичетырехкратному доктору наук майор самолично налил рюмочку из личных запасов и уложил спать.

В следующий раз Абрам Ильич вновь стал доказывать, кто он, и снова майор согласился выслушать распетушившегося клиента — выговорившись, доцент шел мирно спать.

Так случалось несколько раз подряд, но каждый раз Абрам Ильич набавлял себе число докторских степеней, и майор однажды, не выдержав хвастовства, пренебрежительно махнул рукой и сказал:

— Меньше надо пить, Абрам Ильич: прошлый раз вы говорили, что двадцать шесть раз доктор наук, а сегодня уже двадцать восемь!

Как взорвался тут обычно спокойный доцент!

— Да, — сказал он, — за эти три месяца по моим докторским диссертациям защитилось двое, оттого и двадцать восемь! — И, словно протрезвев от гнева, назвал темы диссертаций и кто по ним защитился.

Диссертации у Абрама Ильича оказались самые разные, но в основном по обществоведению — превалировала тема дружбы народов, варьировалась она в семидесяти вариантах. Имелись и труды по литературоведению: положительный герой современной прозы, поэзии, драматургии, или тема труда в прозе, поэзии, драматургии, или национальный характер в прозе, поэзии, драматургии.

Отдельную полку занимали докторские и кандидатские диссертации по произведениям Верховного, но эти труды Абрам Ильич давал не всякому — стоили они дороже всего.

В огромной, довоенной постройки, квартире доцента две комнаты до потолка были уставлены диссертациями на все случаи жизни, все — строго по темам, одних каталогов насчитывалось двадцать четыре. Надежный, не знающий перебоя и простоев научный конвейер. Если требуемая диссертация отсутствовала у Абрама Ильича, он тут же связывался с коллегами по научному бизнесу в Москве, Ленинграде, Киеве, Тбилиси, Новосибирске, и научный труд через неделю приходил авиабандеролью. Фирма работала четко, оперативно.