Двойник китайского императора

В кабинете то ли по рассеянности, то ли намеренно Наполеон занял кресло Пулата Муминовича, и секретарь райкома приткнулся сбоку стола, рядом с телефонами. Маневр не остался не замеченным Ариповым, и он снова усмехнулся. Очень выразительная усмешка, она порою говорила больше слов и, повидимому, означала: ну что ты передо мной пыжишься, хозяина области корчишь, коротышка пузатый.

Восточные люди сразу не приступают к делам, и никакой спешке нет оправдания — традиции превыше всего, но Анвар Абидович и тут, желая взять разговор под контроль, не справился ни о здоровье, ни о детях, заговорил о племенном конезаводе, которому только полгода назад дал обкомовское "добро". Столь стремительное начало обескуражило даже Арипова, и он невольно переглянулся с Пулатом Муминовичем; опять усмешка скривила его губы, на этот раз она означала — ну что с него взять, хам есть хам, если он даже о здоровье друга не справился.

Представляя Арипову Пулата Муминовича, Тилляходжаев рекомендовал его как одного из своих близких друзей.

— Акмаль-ака, — начал с места в карьер секретарь обкома, — интересуется твоим конезаводом, хочет чем-нибудь помочь, что-нибудь подсказать. Наверное, слышал, что у него в Аксае есть несколько сотен прекрасных лошадей, а полусотне из них, как говорят знатоки, цены нет. Повезло нам, что сосед решил взять над нами шефство.

"Отчего его вдруг на шефство потянуло?" — мелькнула тревожная мысль у Махмудова. На филантропа Арипов не походил; из того, что Пулат Муминович слышал о нем, следовало вообще избегать контактов с этим человеком и радоваться, что находишься не в орбите его интересов. И люди, сопровождающие его, на специалистов по коневодству не смахивают, за версту чувствуется — лихие люди, днем, не таясь, с винтовками разъезжают, хотя и в штатском.

— Ну, какой у нас конезавод, Акмаль-ака, мы же только начинаем. И десятой доли нет того, что у вас в Аксае в табунах пасется. Вот года через три, я думаю, нам будет чем похвалиться — обязательно выйдем на мировой рынок. А за предложение помощи спасибо. Готов послать к вам своих специалистов и прежде всего взять на учет всех ваших элитных лошадей — в племенном деле селекция главное, — ответил Пулат Муминович, давая понять, что на конезаводе гостям делать нечего.

Видя, что разговор принимает не тот оборот, Арипов строго посмотрел на Наполеона и вновь презрительно усмехнулся: мол, к чему эти реверансы, шефство — чушь собачья, скажи честно, зачем приехали.

Напряжение, на миг возникшее в кабинете, разрядила секретарша, пригласила к чаю. Во внутреннем дворике райкома, в саду, накрыли стол. И за столом Арипов делал намеки секретарю обкома, что пора переходить в решительную атаку, а не ходить словесными кругами вокруг да около, но непонятно, почему Тилляходжаев так и не решился ничего сказать Пулату Муминовичу открытым текстом, а ведь он знал о цели приезда аксайского хана. Только уже вставая из-за стола, оправдывая свое малодушие, обронил нехотя:

— И все-таки, Пулат Муминович, покажите нам, с чего начинаете, — тайн от секретаря обкома у вас не должно быть.

На конезавод, расположенный в колхозе "Москва", прибыли через полчаса. Когда входили на территорию, Пулат Муминович заметил, что вслед за высокими гостями двинулись люди из джипа — до сих пор они держались в отдалении.

Неожиданных визитеров встретил ветеринар и директор в одном лице Фархад Ибрагимов, известный в прошлом не только в стране, но и за рубежом наездник. Увидев Арипова, он побледнел и укоризненно посмотрел на Пулата Муминовича: мол, что же ты меня не предупредил. Фархад поздоровался со всеми за руку, но Арипову руки не подал — вроде как не заметил. Пулат Муминович увидел, как от гнева пятнами покрылось лицо аксайского хана, но сдержался хан, затаил обиду.

Пять лет назад Арипов приглашал Фархада к себе на работу, на такую же, что и у Пулата Муминовича, но Ибрагимов, пробыв две недели в Аксае, несмотря ни на какие уговоры, щедрые посулы и угрозы, ушел, сказав: я холуем не могу служить и за полторы тысячи рублей — такую ставку определил ему аксайский хан. Крепко они повздорили тогда в конюшне, где стояли любимые лошади Акмаля-ака. Арипов привычно замахнулся плетью, как делал много раз на дню, хотел ударить строптивого Ибрагимова, да не вышло — перехватил Фархад плетку, сломал ее и бросил в денник к необъезженной лошади. Поздновато вбежали телохранители, успел испортить настроение Арипову бывший наездник, сказал все, что о нем думает, но бока Фархаду крепко тогда намяли — с месяц валялся в больнице.

"Не в больницу его надо было отправить, а в мою подземную тюрьму и приковать цепью к решетке", — зло подумал Арипов, не ожидавший встретить здесь своего бывшего конюшенного.

Медленно двинулись вдоль денников, молодняк шарахался, косил глазами, неожиданно ржал — такого количества людей в конюшне они не видели. Фархад особенно оберегал эту ферму, боялся любой инфекции, не любил, когда подкармливали доверчивых скакунов, — здесь стояли лучшие лошади, его надежда.