Разрешил все это Тилляходжаев, словно предчувствовал, что за хлопок, за приписки и полетят в будущем головы. Ни в одной своей затее, с которой приходил в обком, Махмудов не получал отказа. Может, оттого его выслушивали внимательно, что приходил он не с голой идеей и прожектами, в которых хозяин области был большой мастак и сам, а с расчетами. Инженерная подготовка мостостроителя, где постоянно имелось несколько вариантов проекта, чтобы делать сравнительный анализ, очень нравилась первому секретарю, и он ставил его в пример другим. Что-что, а варианты тот сравнивал быстро и безошибочно.
Кто бы понял Пулата Муминовича, если бы он вдруг надумал снять с работы председателя райпотребсоюза или главу районного общепита? Никто. Хозяйства и того и другого — лучшие в области, не раз отмечались на республиканском уровне. Повара Яздона-ака дважды представляли узбекскую кухню в Москве, на ВДНХ в дни республиканской декады, а план, рентабельность, себестоимость, выработка у них поистине на высоте — передовики из передовиков, все углы знаменами заставлены, да и жалоб ни из коллективов, ни на коллективы в райком не поступало. Кто же это поймет? Да, не простые люди обложили его со всех сторон — ловкие, умные, голыми руками и без крепкой поддержки их не взять.
За эти годы Пулат Муминович понял, что Яздон-ака и есть доверенный человек Тилляходжаева, оттого он уже в первый же день знакомства в чайхане махалли Сары-Таш пикировался с Халтаевым, стараясь сразу поставить того на место, ибо знал, что деньги будет ковать все-таки он. Вот его хватке, энергии, коммерческому нюху, такту, умению властвовать, не бросаясь в глаза окружающим, следовало поучиться.
Года четыре назад, когда еще был на коне Наполеон, Халтаев однажды за столом сказал завистливо:
— Яздон-ака? Он, конечно, миллионер, и сколько их у него, никто не знает — три, пять? Он на своих деньгах и дал подняться Тилляходжаеву. Все три года, пока он учился в академии, мы вдвоем с Яздоном-ака регулярно посещали его, и не с пустыми руками, конечно.
Жизнь в Москве очень дорогая, а Анвар Абидович — человек с замашками, претензиями, и друзей, как мы поняли, он заводил на будущее. На тридцать персон и на пятьдесят накрывали мы столы в "Пекине" или напротив, через дорогу, в "Софии" — любил он эти два ресторана.
Яздон-ака в райком без повода не приходил и близости с Махмудовым не афишировал — дела решал через Халтаева, соблюдая негласно принятую субординацию.
"Люди, имеющие реальную власть, не должны ее выпячивать" — кредо Яздона-ака Пулат Муминович узнал поздно.
С его появлением в райцентре за полгода вырос шикарный ресторан. Он украсил бы любой столичный город. И подрядчик тут же нашелся, и проект появился. Заведение с момента открытия сразу стало популярным: сюда приезжали покутить даже из ближайших городков — видимо, оно так и задумывалось Яздоном-ака. Что-что, а индустрию развлечений и человеческие слабости он изучил хорошо. Повсюду понастроили легкие, со вкусом оформленные шашлычные, чебуречные, лагманные, пирожковые, кондитерские, цеха восточных сладостей. Пекли самсу, манты, жарили тандыр-кебаб, коптили цыплят, благо в районе имелась птицефабрика. На многолюдных перекрестках уже к полудню дымились огромные казаны плова и кипели трехведерные самовары.
Если кто думает, что торговля живет за счет недовеса, обмера, обмана, за счет того, что недодает сдачи, тот глубоко ошибается: это уже пройденный этап, младенчество. Нынче такие доходы не устраивают, да подобных мелких воришек Яздон-ака и на версту не подпустил бы к делу.
"Клиента надо любить и уважать, кормить красиво, вкусно — вот наша задача", — постоянно твердил он своим подчиненным и в идеале мечтал, что каждая семья, рано или поздно, станет его постоянным потребителем. У него уже работало несколько точек, где принимали заказ на лепешки, самсу, нарын, хасып и доставляли готовое, с пылу с жару, на дом на мотороллерах.
Какова реальная мощь общепита, вряд ли кто, кроме хозяина, знал, потому что две трети заведений принадлежало ему — он их построил и содержал на свои капиталы, в бумагах они не фигурировали. Это не сложно, если контролирующие органы сидят у тебя на довольствии. Яздон-ака настойчиво требовал качества; если он куда-нибудь приходил обедать или ужинать или брал домой что-нибудь из печеного или сладостей, означало одно: контроль по всем параметрам. Он не любил и не допускал, чтобы его обманывали. От качества зависела реализация, от реализации — прибыли, впрочем, обмануть его непросто: он знал с точностью до рубля, сколько стоит казан плова или лагмана, или сколько выйдет порций шашлыков из туши барана. Действовал жесточайший хозрасчет — списаний на порчу и за нереализованные обеды он не принимал.