— Помилуйте, какой коньяк, мы его весь продали: было у нас четыре вагона, отставали от плана и весь выбросили в продажу. Жалко, себе пару ящиков на свадьбу не оставил, — сокрушался тот искренне и тут же из кабинета Пулата Муминовича вызвал главного бухгалтера.
Из бумаг выходило, что как раз вчера перевели в банк огромную сумму за реализацию спиртных напитков. История и закончилась бы, если бы ночью его не поднял звонок тестя, Ахрора Иноятовича. Он сказал, что располагает достоверными сведениями о том, что торговые дельцы каким-то образом пронюхали о предстоящем повышении цен, сосредоточили три десятка вагонов с коньяком на базе его райпотребсоюза, подальше от Заркента, и ждут не дождутся дня, чтобы сорвать огромный куш. Предупредил, что с утра к нему приедет комиссия с чрезвычайными полномочиями, и потребовал, чтобы он сам принял в ней участие. Факты подтвердились, и большая шайка торговых работников тогда оказалась на скамье подсудимых.
Конечно, в те годы никто и помыслить не мог, чтобы железный Иноятов общался с торгашами, — такое и врагам на ум бы не пришло. В чем бы ни обвиняли высшие партийные власти, но только не в воровстве, коррупции, нравственном разложении.
А если уж хозяин области надумал нажить миллионы, тут ему и карты в руки. Кто посмеет чинить препятствия? Обо всем этом догадался Пулат Муминович потом, когда арестовали и самого Тилляходжаева и ряд крупных должностных лиц в аппарате обкома и на местах, в районах.
Только у начальника областного потребсоюза Ягофарова, шефа Салима Хасановича, реквизировали на дому одних денег и ценностей на пять миллионов рублей, не говоря о стоимости недвижимого имущества и собственного парка личных автомобилей. Если уж у подчиненных брали по пять миллионов, то у самого Наполеона в могиле его отца откопали сто шестьдесят семь килограммов золота и ювелирных изделий, представляющих огромную антикварную ценность. Прав, значит, оказался Халтаев, когда уверял, что хозяин берет нынче только золотом.
Собрать за пять-шесть лет десять пудов золота непросто — этим надо заниматься день и ночь, а ведь находил время еще руководить областью, по площади равной Франции. Не дремал и свояк Наполеона, полковник Нурматов; его взяли в области первым, с поличным, при получении ежедневной дани. За пять лет он успел наносить домой взяток в портфелях и "дипломатах" на сумму свыше двух миллионов рублей.
Читая судебную хронику, Пулат Муминович понял, почему склады базы ювелирторга оказались у него в районе и почему здесь открыли самый большой в области ювелирный магазин "Гранат", директором которого стал Махкам Юлдашев, третий человек, обедавший тогда с ними и внесший недрогнувшей рукой двадцать пять тысяч, чтобы Халтаев откупил у Наполеона район, на который позарился Раимбаев. И только тогда, опять же с запозданием, он понял, почему четвертый из компании Яздона-ака, Сибгат Хакимович Сафиуллин, занял вроде никчемную должность директора районного банка, где через год почти полностью сменился коллектив. В районе так и прозвали его: татарский банк и потешались, что же это татары на сторублевые зарплаты польстились? Оказывается, действительно, смеется тот, кто смеется последним. Сегодня Пулат Муминович с горечью понимал, что Яздон-ака не всегда доставал из тайников свои миллионы, чтобы выкупить перед очередным повышением золото, хрусталь, ковры, мебель, кожу, водку, — имея в банке хитроумного Сафиуллина, они играючи околпачивали государство, не вкладывая ни рубля.
Теперь, когда прошло время, никакая комиссия не установит хищений — их просто не было, все кругом сойдется до копейки, на все найдутся правильные документы. Мозговой трест клана — Яздон-ака и Сафиуллин — следов не оставлял, работал чисто, так чисто, что Пулат Муминович у них под боком ходил в дураках. Как, наверное, они измывались над ним, смеялись над его простотой.
После ареста Тилляходжаева Халтаев и его дружки несколько приуныли, но заметного страха не испытывали: знали, что у них все шито-крыто, за руки не схватишь — поздно. Халтаев много раз по ночам, в форме, уезжал в Заркент — видимо, помогал семье, родственникам бывшего секретаря обкома, а может, спасал уцелевшие от конфискации остатки; не так был прост Наполеон, чтобы отдать все сразу, — ошеломил с ходу десятью пудами золота и отвел подозрение, а резервная доля, может, как раз у них в районе хранится.