Иван даже не спрашивает, где баронесса. Ему это неинтересно, как, впрочем, и всегда было неинтересно, куда она ездила, с кем общалась. Как только Разбой освоился здесь, он потребовал салон закрыть, а гостей принимать только с его согласия. Лишь одну-единственную неделю такой скучной жизни выдержала эксцентричная фон Викинг. А затем, чем дальше, тем больше стала пропадать где-то в светских, а также богемных кругах.
Во дворе стук копыт и грохот колес. Разбой глядит в окно — из экипажа выходит дюк Глебуардус. «Ага!» Вытирая на ходу салфеткою рот, Разбой спешит к дверям. В дверях отталкивает привратника и выскакивает на ступеньки:
— Где? Где вас носило, ваше, так вашу и так, высокородное сиятельство?
— Дела жандармские! — нимало не смущаясь, ответствует в столь же легкомысленной манере дюк и отвешивает натуральный поклон.
— Входи, коли так. Чаю дознаться, ваш-вашество, что я вчера чудил, ежели таковое за мною имелось?
— Всему свой черед, брат. Я голоден.
— Камат! — орет Разбой в прихожей. — Еще прибор, мигом!
Отобедали с легким сердцем, на славу. Затем идут в малый будуар, тот, что с окнами на Охту. Глебуардус раскуривает сигару, а Разбой позволяет себе слабого кавказского коньячку (он заимел привычку выкушивать после обеда стопку-другую этого прекрасного десертного напитка).
— Никак, спиваешься, брат? — замечает Глебуардус. — Пимский рассказывал — тоже эдак начинал. Тоже были слабенькие коньячки да компотные вина, затем и штофы водочек в одиночестве, шотландки пошли и ликеры чуть ли не круглые сутки.
— Так что ж теперь?
— Ты вот что скажи, вчерашняя бутылка тминной — это к чему? Что значат слова «я не человек»?
— А кто это так дерзко говорил?
— Да вот ты, мой друг. А затем, в экипаже конфузил нашего сыщика.
Иван Разбой в сильном недоумении смотрит на дюка. Говорит:
— А на кой ляд он мне сдался?
— Ну да тебе виднее. Ты перед ним развивал свой тезис о своей нечеловеческой натуре, с доказательствами. Обнаружив, что Гения Угрозыска пустыми утверждениями не проймешь, принялся подкреплять фактами. Излагал новейшие криминалистические методы из двадцатого столетия. Было и про инфракрасные камеры, и про генетические экспертизы, и про резус-фактор, выплыла и вовсе легендарная рентгенодактилоскопия, а также детектор лжи. Но не этим ты взял нашего пинкертона. А вот после того как ты в лицах разыграл пару его бесед с неким Символистом Василием, того трясти начало, чуть из кареты не выпрыгнул. Вообразил, что неприкаянный дух покойного Символиста вселился в тебя. Пришлось тебя свезти сюда.
— А он как?
— Да успокоил я его. Объяснил, что ничего особенно нечеловеческого ты из себя не представляешь, а так, просто феномен.
— Ага, значит, ничего особенного. Ну-ну. А Символист Василий, значит, мертв. Как же теперь узнать, кто он таков?
— Это как раз узнаваемо. Но не интересно. Давай же я тебе доложу, что мне вчера раскрыл Гений У. А то, что не раскрыл, — добавлю от себя.
Дюк откладывает сигару на пепельницу:
— Налей-ка и мне коньячку. Благодарствую. Это что, твоя причуда — сладкие коньячки держать, или твоей пассии?
— Была ее, теперь моя. Рассказывай же.
— Итак, Символист Василий появился в нашем городе много лет тому назад. Откуда он явился и кто он такой, Гений У, как ни старался — не узнал. А нам с тобой этим теперь интересоваться незачем, достанет того, что он был так называемый «темный двойник», охотник за нами, твиннинговыми существами. Охотился, как выяснилось, он за одним-единственным таким существом, нам хорошо знакомым.
— Это что, за Пимским?
— Соль заключается в том, что Символист не знал загодя, кто из людей является этим существом. Поколесил по крупным городам России, и чутье привело его сюда, в Москву. Имея в виду собственную теорию сна, в которую, по-видимому, верил, рассуждал он так: человек, которого ищу, как и я, имеет двойников в разных временах и через тело сна общается с ними. И потому непременно выделяется среди прочих как личность безусловно уникальная. Следовательно, он не может принадлежать к низкому сословию, а ищи его среди аристократов, крупных купцов и промышленников, ученых, да еще среди людей искусства, за исключением музыкантов и композиторов — музыка, по мнению Символиста, не в силах выразить личность. Подчинив своей гипнотической силой Гения У, привлек того к поискам. Наш сыщик чуть с ума не сошел, разыскивая неизвестно кого. Впрочем, вскоре способ поисков определился. Его люди каждодневно просматривали биржевые сводки на предмет рисковых сделок и фантастических карьер, изучали и подвергали анализу любые слухи из высшего света. Особые люди присутствовали на всех театральных премьерах, а также в синема и на вернисажах. Впрочем, вернисажи Символист посещал сам, лично. Присовокупим сюда публичные лекции и чтения, а также научные джорналы. С последней целью оплачивались услуги нескольких профессоров. В общем, разыскивалось всё сколь-нибудь неординарное и эсклюзивное. Еще коньячку — противная зараза, но уместно, ибо переходим к личностям.
— К Пимскому?
— Ко мне. Первым под подозрение попал я.
— Понимаю. Еще бы.