Двойное наваждение

- Что скажешь?

Джемайма замялась.

- Ну... что выбираю тебя.

- А это и вправду так?

- По-моему, да.

Танцуя, они приблизились к краю лужайки, где рос жасмин. Головами они задевали клонящиеся ветви, и те осыпали их душистыми белоснежными лепестками... .

9

Хотя Джемайма отчаянно мечтала о большем, в ту ночь Энрике ограничился поцелуями - то нежными и почти невесомыми, то страстными и обжигающими. Тая в его объятиях, она готова была рискнуть и, наплевав на всех соседей на свете, заняться с ним любовью прямо там, на лужайке, под звездным небом. Или на крыльце. Или в кабине пикапа. Или, что куда менее романтично, в собственном доме. Попроси он только - и она забыла бы про стыд и приличия, про скромность и сдержанность.

Но он не попросил.

Не попросил и на следующий день, когда снова заехал за ней и повез на прогулку. Давно Джемайма не проводила время так беззаботно весело, даже по-школьнически. Энрике показал ей свою стройку - провел по почти готовому корту, объяснил, что важно учитывать при возведении эллинга. Но восхитительнее всего была прогулка по лесу.

Стволы сосен колоннами уходили в небо. На небольших полянках начала созревать земляника, и Энрике, набрав полную горсть, угостил свою спутницу. Джемайма губами снимала у него с ладони ароматные ягоды, и сердце ее замирало от предчувствия поцелуя. Но никакого поцелуя не последовало.

Впрочем, и так было здорово. В недостроенном сарайчике, которому предстояло стать станцией проката каноэ, пока нашел приют всего один узкий, точно игла, челнок - собственность Энрике. Как же забилось сердце Джемаймы при этом напоминании о том, как она тайком любовалась им из зарослей! А затем Энрике неведомо как уговорил ее поплавать в каноэ. Хитрый, сначала он прокатил ее по стремнине, а потом принялся расписывать, до чего же здорово самому орудовать веслом и чувствовать, как отзывается послушная лодочка на каждое твое движение...

Полтора часа спустя, лежа на берегу на нагретом солнцем коврике и суша мокрые волосы, Джемайма сама не понимала, как позволила втянуть себя в этакую авантюру. Нет, поначалу все шло очень даже неплохо, но потом Энрике сказал, что, мол, хватить ей барахтаться в тихой заводи, пора попробовать себя на течении. Тут-то все и случилось. Увидев, что каноэ летит прямо на торчащую из воды корягу, Джемайма занервничала и попыталась остановить челнок, ухватившись за низко нависающую над рекой ветку. То, что произошло после этого, называется, как объяснил ей потом Энрике, "оверкиль".

Джемайма выплыла сама, а вот каноэ и весло пришлось вылавливать ниже по течению уже ему. Он хохотал, а Джемайма прятала лицо в полотенце - ей казалось, что от стыда она больше никогда не сможет взглянуть ему в глаза.

Хорошо еще, что по настоянию Энрике, по-видимому предвидевшего подобный вариант развития событий, она училась грести в одном купальнике, так что одежда не пострадала.

- Да ладно, - утешал он ее, - подумаешь, что такого случилось? Ну, перевернулась, с кем не бывает? Дело житейское.

- Чувствую себя какой-то мокрой курицей, - пожаловалась она.

- Не-е, - с видом знатока по мокрым курицам протянул Энрике, - мокрых куриц с такой фигурой не бывает. Скорее ты похожа на мокрого гадкого утенка, который уже практически превратился в очень мокрого лебедя... Пойдем выпьем чаю. У меня там и бутерброды припасены.

И, протянув сильную, руку, помог Джемайме подняться с земли. Рывок был такой сильный, что она практически уткнулась в его широкую грудь. Несколько напряженных мгновений оба стояли, почти касаясь друг друга лицами, - но он опять не поцеловал ее...

В понедельник Энрике повел ее в кино на старую комедию с Максом Линдером. Во вторник - в театр. В среду - в цирк. Все было крайне романтично. Энрике каждый раз, как подобает галантному кавалеру, довозил ее до дому... а потом высаживал и уезжал.

В четверг, встретившись с ним в обеденный перерыв в китайском ресторанчике, Джемайма не выдержала и спросила:

- Энрике, что, черт возьми, происходит?

Он вскинул на нее невинный взгляд.

- Я полил утку бамбуковым соусом. А что, думаешь, он к ней не подходит?

- Я не про утку!

- В самом деле? Тогда про гарнир?

- Да забудь ты хоть на минуту о еде, - сердито прошипела она. - Я говорю о нас. О тебе и обо мне. О том, что мы делаем.

- Мне казалось, мы едим утку по-пекински, - осторожно заметил Энрике. Джемайма ответила ему таким убийственным взглядом, что он поспешил добавить: - Прости, не смог удержаться.

- Так ты собираешься отвечать?

- А о чем ты спросила? - решил уточнить он и тут же вскинул руки вверх. - Я просто пошутил.

- Неудачно, - отрезала Джемайма и выжидательно уставилась на него.

Он пожал плечами.

- Понимаешь, Джемайма, у меня создалось впечатление, будто ты наотрез отказываешься заводить роман с малознакомым тебе человеком. Разве я не прав? Разве суть твоих возражений не сводилась к тому, что мы не знаем друг друга? Что тебе неизвестно, каков я на самом деле?