Двойное небо (СИ)

«А я говорила тебе, что он захочет его забрать к вам. Это логично. Так что готовься к тому, что будете теперь с ним вообще всегда жить» — в который раз повторила мне подруга.

«Он такого пока не говорил» — выдавила из себя.

«В ближайшее время скажет. Смысл в том, что ты ему ответишь» — нагнетала она.

Я отложила телефон подальше и откинулась на кресло. Тяжело. Я и сама понимала, что скорее всего ответственный и правильный Лёва захочет, чтобы его сын не чувствовал себя «в другой коалиции» в собственной семье. А сделать это можно уж точно не с помощью матери. По рассказам всех вокруг она была неприятной.

— Давиду нужно собраться, — злющий Лев сел на водительское сидение и сжал руки на руле, — десять минут.

Я кивнула.

— Всё хорошо? — решила спросить через долгую минуту.

На меня сперва перевели яростный взгляд, а после, когда он понял, что глаза у меня не просто так расширились, а от опасений, спокойно ответил:

— Всё замечательно, — отвернулся от меня в окно.

Я поджала губы.

— Если бы я поднялась с вами, то всё было бы лучше? — отстегнулась я.

Рука легла на его колено, я пододвинулась ближе.

— Гораздо хуже, — подтвердил мои мысли он.

Мои губы коснулись его гладковыбритой щеки. Мягкой, тёплой, пахнущей только им.

— Не делай так при Давиде, — он вспомнил за что на меня наворчать, — это не особо… нравственно.

У меня вырвался смешок.

— Да? — с улыбкой, — именно поэтому он сказал тебе, что его маму ты никогда не любил, а меня любишь. Он же взрослый, и понимает, что происходит вокруг.

Я была уверена, что мои родители любят друг друга. Они могли обниматься при мне, целовать друг друга, гладить по голове или плечу, говорить, в конце концов, что любят друг друга. Это и казалось правильным сейчас. А не когда, где взрослые люди прячут от детей то, что они могут держаться за руки.

— Камила, — остановил меня он, — будь сдержаннее.

Второй поцелуй в его щеку. Уже ближе к губам. И шёпот от меня:

— Не-а.

Мужчина прикрыл глаза. Но только на секунду — после меня схватили за подбородок, притянули ближе и впились губами в мои губы, заставляя прижать ладони к его щекам и ответить, вжимаясь в него с силой. Живот свело судорогой настолько, что по машине разнёсся мой стон.

— Бессовестная, — шепнул он, касаясь моего уголка губ.

Но с улыбкой. И красноречивым взглядом из-под полуопущенных ресниц.

— Я тоже тебя люблю, — оставила тёплый поцелуй на щеке и отстранилась, сев обратно на своё место, — сегодня придётся спать с закрытой дверью.

Он понял к чему я почти сразу:

— Ты уверена в том, что сделала?

— Ты про Давида? — оглядела мужчину, — а почему я могу быть не уверена? Он взрослые, спокойный и хороший мальчик. Мне пришлось бы думать насчёт приглашения его сестры, но точно не про него.

Лев задумчиво кивнул. И промолчал. Только через пару минут решил меня удивить:

— И что будет, если я скажу тебе, что мне… что я переживаю?

Я перевела взгляд с телефона на него.

— Тогда я спрошу тебя обо всём, поддержу, а после мы подумаем, как сделать так, чтобы ты не переживал, — можно сказать словами родителей.

Лёва иронично оглядел меня и усмехнулся.

— Лидия сказала тебе что-то, когда ты зашёл к ним в квартиру? — я отложила телефон в сумку.

— Ничего нового об её отношении ко мне я не узнал, — скрестил руки на груди мужчина.

— Она была против того, чтобы Давид сегодня побыл у нас? — продолжила.

Он поджал губы.

— В какой-то мере, — кивок от него.

Мне стало как-то не по себе.

— И ты оставил его там одного? — я возмутилась.

На мне остановился осуждающий взгляд.

— Хочешь конкретики? — хмык, — сперва вошел Давид. Я за ним. Стоило мне сделать шаг в прихожую, как туда вышла Поля, сообщим всем, что я должен посетить ректорат, потому как они требуют от неё чего-то из ряда вон выходящего. Мой ответ она восприняла, как нельзя оригинально, сообщив всем и каждому, что ей мои наставления ни к чему. Мы сошлись на том, что в таком случае я перекрываю её единственный доход посредством переводов от меня, а потому она может распоряжаться своей жизнью, как она того сама желает. Это крайне не понравилось её матери, о чем мне сообщили в крайне грубой форме, приплетя в контекст тебя, как главную зачинщицу всех известных мировой общественности конфликтов, потому я решил прекратить тираду. Это Лидии не понравилось ещё больше, и она последовала опыту последних полутора лет и напомнила мне, что я крайне эгоистичный человек, если заставляю собственную дочь делать что-то, чего она не желает, а её саму — жить в крайне стеснительных условиях, собственно говоря, без меня. На этом моменте Давид передал мне сумку с первой партией вещей, и я вырвался из плена негативных эмоций, — он задумался и нахмурился, — принеся их сюда.

— Ладно, — поняла, что мальчика в этот момент никто не замечал, — слушай, я понимаю, что единственный вариант не слушать это все — это не ходить туда, но… Полина не хочет жить с матерью, — вспомнила, — ты не предлагал ей съехать? А Давид…

Задняя дверь открылась.