Моя рука дрогнула. Значит, не только я готовилась к встрече. Это было приятно. Некоторые модели воспринимали фотографов как обслуживающий персонал, но не альпинист Долин.
— Правда? И что там пишут?
— Пишут, что вы талантливый фотограф. Умеете отразить характер человека, раскрыть его душу.
Я улыбнулась и отняла тампон от царапины. Чуть подула на неё. Достала бактерицидный пластырь.
— А какой у вас характер?
— Специфический.
— В смысле особенный?
— В смысле сложный.
Я разгладила на коже пластырь, стараясь не причинить боли:
— Люблю фотографировать людей со сложным характером.
Стоять между его коленями, едва прикрытыми халатом, было слишком интимно. В голову лезли глупые мысли. Из-за овуляции секса хотелось сильнее, чем обычно. Я поспешила отойти от гостя на безопасное расстояние, тем более, что он тоже ощутил неловкость. Сложил руки на бёдрах, инстинктивно прикрывая пах, и скользнул взглядом по моей груди, обтянутой тонким свитером. Наши мысли явно текли в одном направлении.
Я знала, — чувствовала, — что если коснусь его или буду смотреть в глаза чуть дольше и пристальней, чем того требовала вежливость, то через секунду мы будем целоваться. Возможно, лёжа на диване, вжимаясь друг в друга со всей страстью. В моей жизни такое уже случалось — с Максом.
«Между нами заискрило», — так описывал это состояние Ларик. Впрочем, у него искрило каждый день — с водителем такси или баристой в кофейне. У меня же — нечасто. После свадьбы вообще впервые. Илья Долин был моим типажом мужчины — привлекательный брюнет спортивного телосложения со сдержанными манерами.
— Чаю с бутербродами хотите? — спросила я максимально официальным тоном.
— К чёрту бутерброды! — воскликнул Лаврик, стремительно врываясь в студию в своей леопардовой шубке из искусственного меха, кожаных лосинах и грубых ботинках на вызывающе высоких каблуках. — Я принёс шампанского и шоколадных эклеров! Позавтракаем как аристократы!
2. Фабрика грёз
За Лавриком зашла Мариша, самый спокойный и рассудительный человек в нашем творческом коллективе. В обеих руках она тащила необъятные пакеты с одеждой для съёмок. Ну конечно! Звездам не положено носить ничего тяжелее чемоданчика с косметикой и пары бутылок шампанского. А звездой у нас был Лаврик.
Наблюдая за тем, как мужчины реагировали на блистательного стилиста в обуви на каблуках, можно было сделать массу интересных выводов. Например, брови Макса уплыли на лоб, а уголок рта изогнулся в немом вопросе: «Это что ещё за попугай?». Они так и не подружились. Общались нормально, созванивались при необходимости, но, например, на день рождения Лаврика я ходила без мужа. Он умолял избавить его от компании слишком экстравагантного, вульгарного и манерного гея. Я прислушалась к пожеланиям мужа. Он не был классическим гомофобом, но демонстративного выпячивания ориентации не выносил. Считал, что это личное. Пусть люди занимаются в постели чем хотят, но необязательно транслировать всему миру свои предпочтения. Я придерживалась другого мнения: каждый имеет право транслировать миру что угодно, если это никого не оскорбляет и не причиняет страданий. Лично мне эксцентричные наряды Лаврика страданий не причиняли. Наоборот, поднимали настроение и расцвечивали жизнь яркими красками.
Илья же, увидев Лаврика, даже бровью не повёл. Он встал со стула, представился и первым протянул руку — точно так же, как сделал это со мной. Ни одного косого взгляда на одежду или необычную обувь. Видимо, рукопожатие получилось чересчур крепким, потому что Лаврик потряс кистью и восхищённо защебетал:
— Ого, Илья, у вас такие сильные пальцы! Обожаю парней с мощной хваткой! Вы, наверное, специально тренируетесь, чтобы цепляться за скалы, да? А то, знаете, современные жители мегаполисов ничего тяжелее айфона в руках не держали, у них такие вялые… приветствия, — Лаврик беззастенчиво флиртовал.
Илья рассмеялся и протянул руку Марише. Та неловко замешкалась с пакетами, Илья молча забрал их и спросил:
— Куда отнести?
Мариша махнула в сторону стеллажей с реквизитом, не отводя глаз от красавца в халате. Илья умел очаровывать людей. За полчаса — трое поклонников!
***
Пить шампанское с утра, да ещё до начала рабочего процесса, я не разрешила. Подождут до вечера! Засунула бутылки в холодильник, а сотрудникам и модели предложила кофе. Пирожные улетели сразу. В процессе поедания эклеров мы договорились перейти на «ты», чтобы сделать общение неформальным. Мы все были приблизительно одного возраста: мне двадцать семь, Илье тридцать три, Лаврику тридцать пять, а Марише — тридцать восемь. Мы выросли в одном городе, принадлежали к одной социальной прослойке и быстро нашли общий язык.
А с Максом моим друзьям понадобилось несколько лет, чтобы перейти на «ты». Но до сих пор Лаврик и Мариша побаивались моего мужа.
Лаврик утащил Илью в свой уголок и усадил в кресло перед зеркалом: