Двойное проникновение (double penetration). или Записки юного негодяя

С одной стороны, достоверность без показных эффектов очаровывала, а с другой – разглядывание герпесных, прыщавых задниц и откровенно вялых мужских гениталий приносило омерзение. Дополнительного абсурда увиденному придавала английская речь (часть фильмов снималась из расчета на американцев, пояснила мне Алла), когда участники съемок пытались говорить по-английски, оперируя скудным лексиконом из одних лишь междометий и глаголов, взятых из немецких и шведских порноаналогов. Это была, по сути, проституция на камеру, все действие развивалось вокруг гениталий Аллы и Яны, дополненное крупными планами лиц, искаженных гримасами боли и брезгливости, плохо замаскированными под имитацию оргазма.

Любопытно было наблюдать за реакцией Аллы, когда она смотрела на себя со стороны: она словно заново прокручивала в голове эмоции, что пережила на съемках, – ее тело содрогалось в судорогах сладострастия, когда она самоудовлетворяла себя, нисколько не стесняясь моего присутствия. Надо признать, что самой красноречивой частью ее прекрасной плоти была вагина – глядя на Аллу, я невольно обращался именно к ней, минуя верхнюю часть тела ее лица; самостоятельный ядовитый бутон плотоядного растения, поглощающий ненасытным чревом свет моей души, словно черная дыра. Из ее плена невозможно было выбраться, и оставалось только безропотно погружаться в глубины ее горячей тьмы, падая за горизонт событий и превращаясь в точку бифуркации моей сингулярности, за которой начиналась совершенно другая реальность.

Прянишников меня не обманул: за свои шекели я получил, помимо секса, еще и эмоциональное внимание и даже сострадание к себе: мои комплексы Аллу даже возбуждали, так же, как запах несвежих носков, кислых щей и паленой шерсти. Сочетания не самые приятные, но у каждого свои слабости.

Сложно строить планы на завтра, когда сегодня грядет конец света. Изучение существа по имени Алла Делон пришлось неожиданно прервать: съемочную группу Прянишникова со скандалом выгнали из отеля, когда портье донесли, чем они на самом деле здесь занимались. Частный сыщик выслеживал неверного супруга, который вместе с любовницей снял номер на вымышленное имя; он был бывшим нашим соотечественником, хозяином ресторана: как назло, назвался фамилией «Пряников», а портье перепутал его с Прянишниковым, когда давал сыщику номер комнаты, в которой он остановился с любовницей на том же этаже. Сыщик сообщил о происходящем клиентке, жене неверного супруга, давно искавшей повода с ним развестись, которая тут же примчалась с адвокатом и двумя свидетелями, чтобы зафиксировать адюльтер; они вломились без всякого предупреждения к Прянишникову в тот самый момент, когда он снимал сцену с Яной, Аллой и четырьмя актерами-мужчинами в одной постели. Разъяренная жена выгнала всех из номера и обшарила его в поисках мужа, в то время как неверный супруг, услышав ее вопли на этаже, в чем мать родила ретировался из номера, пробежав мимо портье на улицу, сел в машину и уехал, оставив супругу ни с чем. Взбешенная неудачей, обманутая женщина почему-то решила, что киношники заодно с ее мужем, и принялась их избивать, требуя от них свидетельских показаний о том, что ее муж участвовал в съемках порнофильмов. Вызвали полицию, изъяли весь отснятый материал, видеоаппаратуру, а группу увезли в полицейский участок. Прямиком из полиции их отправили в аэропорт и первым же рейсом депортировали на Родину. Как говорится в народе: «Секс на опавших листьях – чертовски печальная штука», «Жену я не люблю давно, а сплю с ней, только чтобы не разучиться». Нужно вовремя бросать тех, кого мы разлюбили.

Происшествие вызвало бурную дискуссию на тему предопределения и судьбы в компании Иванова. Мы, словно средневековые беглецы из «Декамерона» Боккаччо, среди чумного вымершего города, в котором наступил шаббат, сидели на террасе арабского ресторана и недоумевали, как в цивилизованном обществе возможно неукоснительно следовать предписаниям религиозного закона. Все магазины и рестораны, которыми владели евреи, закрыты, почти весь город сразу скукожился до нескольких лавок и ресторанов арабов; энергично галдящих вокруг нас, словно вороны, которые почувствовали себя хозяевами положения. В отличие от еврейской щепетильности в соблюдении предписаний шаббата, арабское меркантильное гостеприимство, снабдившее нас вином и фруктами, хоть как-то позволяло сохранять приподнятое настроение.

В феврале в солнечный день в Израиле – все равно что в Ялте в сентябре в бархатный сезон: двадцать градусов тепла и холодный ветерок в тени, идеальное время для алкоголя и словесного флирта. Мы в одиночестве расположились на открытой террасе среди белого стада пустующих столиков, рассказывая друг другу случаи из жизни, подходящие к теме судьбы.