Двойной бренди, я сегодня гуляю

Здание сената никак не охраняется, кроме простейшей электронной защиты от пожара и взлома, и сами сенаторы не пользуются услугами телохранителей (профессия, на Барнарде неизвестная). И пусть сентиментальные поклонники барнардской культуры (видевшие Барнарду только по телевидению или во время двухнедельной турпоездки) не умиляются: Барнарда отнюдь не рай до грехопадения. Достаточно упомянуть судьбу Фаомы Лаи, 109-го ректора Золотого Университета Таиххэ, боровшегося за укрепление академических и общественных связей между Таиххэ и Фааром. Он был застрелен среди бела дня на улице членом экстремистской группировки "Дети Таиххэ", сопротивлявшейся допуску фаарцев в учебные заведения своего континента. Этот случай совершенно ничего не изменил в общественном быту барнардцев. Хотя Фаому Лаи оплакивали на обоих континентах, барнардцы по-прежнему полагаются исключительно на взаимное доверие.

Жизнь на Барнарде полна риска отнюдь не только для известных политических фигур. Со стороны, в особенности любителям этнической экзотики, барнардцы представляются трогательными созданиями вроде китайских кукол. Не следует обольщаться: каждый взрослый мужчина на Барнарде носит в сапоге складной меч, и вовсе не для украшения. Он готов пустить его в дело, если ему покажется, что собеседник его оскорбил. "Убийство за оскорбление", варварство, давно искоренённое на Земле даже в странах Кавказа, на Барнарде составляет 43% от всех совершающихся преступлений, если только его вообще засчитывают как преступление; причём виновниками бывают не только мужчины, но и женщины, и подростки. Человеческая жизнь удивительно мало значит на этой планете по сравнению со страхом быть оскорблённым — возможно, этим и объясняется удивительное легкомыслие барнардцев в вопросах безопасности. Единственный страх, который не стесняется демонстрировать барнардец — страх перед оскорблением. Он готов пролить кровь за какую-нибудь фразу или жест, с которыми землянин привык сталкиваться ежедневно, и, если сенаторы решат, что оскорбление действительно имело место, он отделается лишь незначительным наказанием.

Впрочем, и "серьёзные", по барнардскому праву, наказания далеки от общепринятых земных представлений о правосудии. Пенитенциарная система на Барнарде отсутствует как таковая; наказания, унаследованные от древних времён, имеют вид архаических и иррациональных ритуалов, нередко унизительных для человеческого достоинства. Наша пресса, склонная представлять барнадское общество как "особое", "другое", но стоящее ничем не ниже земного и заслуживающее равного уважения, ничуть не менее склонна замалчивать такие не способствующие этой картине эпизоды, как дело Улаи Хоа, генерала Женской Гвардии Таиххэ, в нетрезвом состоянии посадившей аэромобиль на детскую площадку и сбившей ребёнка. По приговору сената она должна была вынуть из ушей серьги и разбить их молотком, а затем вымыть ноги всем родственникам погибшего ребёнка и за каждым отхлебнуть воды — как ни дико это звучит. В то же время Улаю Хоа не только не заключили в тюрьму, но даже не лишили водительских прав (а только права ношения серёг на несколько лет).

Вероятно, только суеверное преклонение перед авторитетом обычая и установленными ритуалами мешает барнардскому обществу с его и без того аморфной структурой, не терпящей никакой организации, распасться до полной анархии. Здесь мы подходим к следующему аспекту -

ВЗГЛЯД 2. ФЕТИШИЗМ.

Вся частная и общественная жизнь барнардца вращается вокруг разнообразных фетишей, составляющих её существо. Это вполне закономерно, так как и религия, и светские правовые ценности на Барнарде развиты крайне слабо: сознание барнардцев не сформировало ни идеи бессмертной души, ни представления о правах личности. То и другое им заменяет доведённое до крайности поклонение фетишам.

Я говорю именно о фетишах, а не символах, поскольку символы призваны выражать некий глубинный смысл. На Земле даже языческие секты почитают не собственно камни и деревья, а то высшее начало бытия, с которым, как они верят, они соприкасаются через эти предметы. Ничего подобного у барнардцев нет. У них отсутствует всякая вера в духовное начало — у них даже нет слов для его обозначения. Если спросить барнардца, почему он съедает орех из храмовой чаши и кладёт туда новый, он не сможет вам этого объяснить. Он только скажет, что таков обычай.