Почему — я знаю, Олаф Браун знать не должен. Забавная складывается картинка. Связь здесь чисто гражданская, по телефонным линиям. Мне смешно, но логически объяснимо. Не могут же немцы за месяц покрыть всю Литву сетью военно-полевой телефонии. Да и необходимости нет. Далеко мы от линии фронта, в этом всё дело.
Обер-лейтенант пожимает полными плечами.
— Послали связистов выяснить…
— Сколько времени прошло? — мои вопросы сухи и лаконичны.
— Два с лишним часа.
— Ушли пешком?
— До места обрыва в трёх километрах их подбросили на мотоцикле.
Думаю, вернее, изображаю раздумья несколько секунд.
— Их уже нет в живых, — конечно, нет. Даже знаю, где их последнее пристанище в родной литовской земле. Хотя нет, один был немец. Мы дождались, когда они устранили обрыв, учинённый нами, — якобы тяжёлая сухая ветка с дерева упала, — затем приголубили их и восстановили обрыв. Тоже не так просто, организовать скрытный обрыв. Находится место скрутки проводов, её раскручивают, оголённую часть проводов откусывают, а потом провода снова скручивают, но уже в изоляции. Обнаружить трудно, потому что скрутка из оголённых проводов с течением времени тоже темнеет. Намётанный глаз надо иметь, явно видимого обрыва нет.
Резко встаю. Хозяин кабинета тоже поднимается, тревожно заглядывая мне в глаза. Идея приходит в голову неожиданно, мгновенно проникаюсь её изящной красотой.
— Они здесь! Рядом! — мои глаза уже полыхают огнём азарта и злобы. Хорошо-то как! Поймал я всё-таки кураж, когда всё удаётся и море по колено.
— Посты вокруг деревни есть?
— Яволь! Два скрытных поста, не считая часовых на въезде. Часовые снабжены полевыми телефонами, — оберлейтенант машет рукой в сторону смежного помещения.
— Не обижайтесь, герр оберлейтенант, но у ваших людей нет боевого опыта, — оберлейтенант соглашается всем лицом, — поэтому скрытные посты доведём до четырёх, и находиться там будут мои люди. Въезды тоже усилим моими солдатами. Поставим пулемёты.
Ставлю задачу дальше. Посты постами, но мне всех остальных надо собрать всех в одном месте. Иначе что, гоняться за ними по всей деревне? Оно, конечно, весело, но уж больно долго и шумно.
— За дело, оберлейтенант! — натыкаюсь глазами на портрет «обожаемого» фюрера за столом начальства, выбрасываю руку вверх. — Хайль Гитлер!
— Зиг хайль! — уже на ходу на мгновенье рефлекторно замирает оберлейтенант.
Поочерёдно все двери большой деревянной избы хлопают за всеми нами. Выбегаем на улицу, и начинается бешеная суета. Под шумок одними глазами и незаметными жестами расставляю по двору своих автоматчиков. Перед открытыми воротами мой грузовик, оттуда вылезает пулемётный расчёт. Подойдя к ним поближе, отдаю команду вполголоса. Расчёт залезает обратно. Проинструктировать водителя и дело в шляпе.
Литовский сержант, начальник караула, если по-нашему, быстро уходит с моим отделением в дюжину человек. У всех автоматы и два МГ-34. Пароль и отзыв я им уже сочинил.
Двор постепенно наполняется местными зольдатен. Литовская территориальная оборона, шуцманшафт. Ну, шуцманы, так шуцманы. Вывожу их на улицу, мне надо их в одну шеренгу построить.
— Доблестные солдаты Великой Германии! — для начала решил пролаять речь. — Вам выпала большая честь принять участие в операции против русской бандитской группы, которая орудует где-то рядом. Твёрдо верю в то, что вы с честью справитесь с возложенной на вас миссией. Но нам некогда митинговать! Слушай мою команду! Личное оружие на землю и три шага назад! Шнелля, шнелля!
Неуставная команда. По идее выполнять не должны, но рефлекс подчинения офицерам в немецкой форме преодолевает всё. Ощущается в этом нечто холопское. Смотрю на них сверкающими холодной яростью, — к врагам великого Рейха, как они думают, — глазами, заложив руки за спину.
Оберлейтенант, его порученец, пара связистов-немцев, санинструктор, — всех сюда собрали, включая внутренние наряды, — уже под контролем моих ребят. Они же собирают и складывают карабины, уложенные в ряд. Машина начинает урчать мотором и разворачивается кузовом к строю. Оттуда на ничего не понимающих полицейских строго смотрит ствол готового к стрельбе МГ-34.
— Я же вам сказал, идиоты! — оборачиваюсь к сбитому с толку оберлейтенанту. — Русские диверсанты рядом! Так это мы и есть!
Оберлейтенант бледнеет и валится на землю. Остальные тоже в лице меняются, но хоть не падают. Работы нам сегодня ещё до самой высокой крыши. Надо разобраться с пленными и расстреливать их не хочется, хотя никто меня за это даже словом не осудит. Надо вызвать самолёты и принять их ночью, значит, надо писать сопроводительные документы. Много чего надо.
Нахрапом лезть в интересные командованию места, то же самое командование запретило. Смысл понятен. Если прорвусь огнём и мечом к аэродрому, то немцы будут знать, что мы знаем. Так что толку мало. Если только самому аэродром уничтожить. Только сейчас не те времена. Если за много километров такая плотная защита стоит, что творится рядом? Всю кожу в кровь сдерёшь, а не пролезешь.