Двойной генерал-2 (полуостров Сталинград)

— Я тут заметил, Константин Дмитриевич, несколько раз ездящие туда-сюда танки. Пустопорожние грузовики. Какого хера?

Голубев смотрит слегка удивлённо. Расшифровываю:

— Я накачиваю топливом твою армию не для того, чтобы твои люди, не зная горя, гоняли на грузовиках за сигаретами в магазин или развозя по частям почту и всякую мелочь. Если срочно, то мотоциклом или на лошади. Какой-нибудь мешок может и всадник привезти. У тебя целая кавдивизия тут прохлаждается.

Голубев производит впечатление спокойного и надёжного человека. Такой он и есть, если не ошибаюсь. Но, бывает, надо действовать быстро и тогда не знаю, справится ли.

Веточкой лениво похлёстываю по кустику крапивы, берущей насыпь приступом. Мой бронепоезд готовится к отъезду не спеша. Поодаль у вагонов хлопочет несколько бойцов. Воду зачем-то таскают из ближайшего озерца. За два часа не могли запастись? А, это командиры решили вагоны освежить помывкой полов. Жарко.

— ГСМ у нас в жутком дефиците, Дмитрич, я скоро Героя буду присваивать за одну угнанную у немцев цистерну, а ты тут пануешь. Я тебе так скажу: когда из-за нехватки топлива твои танки не смогут наступать, головой за это ответишь. Ну, если не головой, то генеральским статусом точно. Станешь первым полковником в РККА, который командует армией. Это если на корпус тебя не сдвину.

— Режим жёсткой экономии, хорошо меня понял, генерал? — наконец-то пробирает, Голубев слегка ёжится. — Это не касается боевых задач, разумеется. Авиаразведки, например. Или доставки твоей генеральской задницы в часть для инспекции.

— А как же танкистов учить? — в глазах генерала беспомощность.

— А как Рычагов лётчиков учит? Не знаешь?! — поражаюсь неосведомлённости подчинённого. Придётся объяснять.

— Товарищ генерал! — подбегает Саша. — Когда отправление?

— Через десять минут, — надеюсь, мне столько времени хватит, адъютант убегает к паровозу.

— Дмитрич, из какой-нибудь в ноль убитой машины делаете тренажёр. Вообще-то, целый учебный класс надо сделать. Хотя бы из пяти машин в каждой дивизии. Принцип дубовый. Инструктор даёт команду на движение, «Вправо на столько-то градусов», «Влево», «Назад», «Вперёд», «Полный ход» и так далее. А водитель дёргает рычаги, доводя свои навыки до полного автоматизма. Затем задания надо усложнять. Реальное вождение тоже надо устроить, но уже как экзамен. После этого обновлять навыки периодически. Пусть тренируются на скорость делать ремонт самых частых поломок, типа разорванной гусеницы. В бою такое постоянно будет. Для наводчиков тем же самым по тому же месту…

Мы проходим ещё раз туда-сюда вдоль штабного вагона.

— Застоялись мы, Дмитрий Григорич, — вздыхает Голубев.

— Прекрати! Почти вся твоя армия уже состоит из обстрелянных частей, — мой голос снова строжает. — И не должен никто отдыхать! Если нет боёв, то все бойцы и командиры должны учиться. Непрерывно. Циркуляры вам штаб для чего присылает? Для воскресного чтения? Учиться должны все и всё время, а не просто команду идти в бой ждать!

Паровоз подаёт короткий свисток, запрыгиваю на подножку.

— И всё-таки, Дмитрий Григорич, когда уже воевать начнём? Может нас надо к Минску перебросить?

— Ты простой вещи не понимаешь. Чем дольше ты стоишь, тем лучше у нас дела. Если в сентябре в бой пойдёшь, то считай, войну мы выиграли. Думаю, через недельку-полторы двинешься. И учти!

Голос усиливаю. Бронепоезд начинает движение, но пока Голубев шагом не отстаёт.

— Немцы — твои главные экзаменаторы! И как бы ты ни старался, они всё равно тебе наваляют. Вопрос только, как сильно. Или слегка потреплют или основательно кровь пустят. По результатам станешь либо полковником, либо генерал-лейтенантом.

Ну, или генерал-майором останешься, — добавляю про себя, заходя в раскалённый вагон.

23 августа, суббота, время 18:30.

КП 13-й армии, 8 километров западнее Молодечно.

Блиндаж у Никитина ещё более оборудованный и защищённый, чем раньше. Дугой, с надёжными переборками, которые не всякий снаряд повалит. И узел связи отдельно, за полсотни метров, да ещё дублированный. Одобряю.

— Ты чего такой смурной, Семёныч? — отрываюсь от стереотрубы. Никитин опускает мощный бинокль. Мой. Махнулись оптикой на время.

— Надоело отступать, Григорыч… — бурчит генерал. Его свита смотрит на него сочувственно и с опаской. Мне это нравится, только смех разбирает.

— Я тебе сколько раз объяснял, ты не отступаешь, ты выполняешь сложный и ответственный манёвр. И хорошо выполняешь. Я доволен.

Лица окружающих нас командиров, и немного у Никитина, светлеют. Мне есть от чего быть довольным. Никитин снова отступил, отдав фрицам очередные четверть километра. Но заплатили они по высшей ставке.