Двойной генерал (СИ)

Опять чуть качнулась занавесь, Блохин неслышно исчезает. Других приказов отдавать не надо, всё расписано в пакете с пометкой «Фаза А». В казармах остались только дежурные подразделения, в чью задачу входит имитация обычного распорядка дня. Включение-выключение света, хождение по части, звуки горна, подъём флага и всё прочее.

Ещё они напоказ играют в футбол, загорают в дальних концах военных городков, короче, усиленно изображают беззаботность. Самолёты стоят ровными рядами напоказ, бомби, как в тире.

Раньше расслабиться было нельзя. Три дня в приграничных районах вспыхивают локальные стычки диверсантов Бранденбурга-800 с подразделениями НКВД и моими диверсионно-разведывательными группами. Мной отдан очень гуманный приказ стрелять на поражение при малейшем неправильном телодвижении. Незнание пароля, либо ошибочный пароль, не исполнение команд «Руки вверх!», «Лицом в землю!», «Оружие на землю!» и тому подобных. Очень гуманный приказ по отношению к моим людям, а личный состав противника — не моя забота. Пусть сразу учатся правильно сдаваться.

Стрельба вроде стихла, но усиленный режим с негласным комендантским часом не отменяю. Его, наверное, теперь только после взятия Берлина отменим. Все передвижения гражданских только с разрешения НКВД и в сопровождении их нарядов.

Поводом для ввода комендантского часа послужило обнаружение и ликвидация группы вражеских диверсантов в Гродненском лесу. Группа, по правде говоря, была нашей. И «ликвидация» в кавычках. Постреляли мои парни в лесу по консервным банкам, пошумели и утекли оттуда. А я сделал морду кирпичом и ввёл чрезвычайное положение. Позвонил Жукову.

— Привет, Георгий Константиныч.

Долго я не говорил. После приветствий сразу карты на стол.

— Немцы начали засылать диверсантов. У себя я ввёл особое положение в приграничных округах. И тебе советую.

— Доказательства есть? Ты панику не разводишь? — Жуков почему-то доверия моим словам не выказал. Я ему что, тургеневская барышня от вида мышки в панику впадать?

— Доказательств полно. Только некогда мне доказывать. Помнишь, как немцы на поляков напали?

— И как они напали?

У-п-п-п-с! Этот перец не озаботился с поляками поговорить? Ну и ладно. Вольному — воля.

— Засылают диверсантов, через три-четыре дня наносят массированные авиаудары, тут же артподготовка и прорыв обороны в выбранных направлениях. После этого объявляют войну, — кратко описываю немецкий стиль.

— Нас предупреждали, что провокации могут усиливаться, — голос Жукова спокоен и невозмутим.

На этом я и закруглился. Кузнецов был более внимателен к моему сообщению. Сказал, что примет меры.

На сцене меж тем господин Оргон, в приступе дружбы и в знак примирения навязывает Тартюфу своё имение в дар.

Кабздец тебе, Оргон, — теперь могу предаться наслаждению игрой великолепных актёров. Хм-м, и красивых актрис. Сейчас начнётся самое интересное, Тартюф вступит в полные права и начнёт резвиться на полную.

Мольер по моим временам оборвал пьесу прямо на пике. О-о-о, графоманы моей эпохи, при полном отсутствии цензуры, живо расписали бы приключения Тартюфа не на два часа, а на множество серий. Очень пикантных серий, в которых Тартюф развернулся бы во всю ширь своей подлой и энергичной натуры. Именно после вступления в права. Живо оприходовал бы и супругу Оргона и дочку, не пропустил бы горничных. А там глядишь, и до мужского пола бы добрался… хотя этот вариант на редкого любителя.

В антракте приветствуем гражданские власти, здесь сам Пономаренко и другие официальные лица. Перебрасываемся словами, обмениваемся впечатлениями о спектакле. Первый секретарь ЦК Пономаренко — первый человек в республике. Последний день он первый, — тьфу-тьфу-тьфу, вермахт, не подведи! — завтра я им стану. А эта штатская штафирка получит гордый статус мальчика на побегушках при моём штабе.

Блохин подходит с докладом в конце антракта. Приказ в армии спущен.

— Генерал Копец велел передать «Утро будет недобрым», — улыбается, — кодовая фраза?

— Я, майн фройнт! (да, друг мой).

Конечно, кодовая фраза. Приказ принят к исполнению, ВВС всего округа готовится. Новые самолёты вроде Яка взлетают быстро, а вот ишачки заводить довольно муторно.

21 июня, суббота, время 22:35

Минск, Дом Красной Армии, кулисы сцены.

— Обожаю выступать перед военными, — звонко щебечет Марианна, плохо запоминаю фамилии. Чокаемся с ней фужерами с шампанским. Прямо пир на фоне надвигающегося тайфуна.

Стрекозы. Они все стрекозы из басни Крылова. Артисты и актрисы, с ними понятно. Но мы, армия, тоже были беззаботными стрекозами. Вот и обрывал я им легкомысленные крылышки, отращивал челюсти, превращал в муравьёв.

— Друзья мои! — обращаюсь ко всем, — вынужден вас покинуть. На границе опять не спокойно. Но вы не волнуйтесь, армия на страже.

С тем и уходим, под восторженные женские восклицания и аплодисменты.

В двенадцатом часу ночи направляюсь в Барановичи. Первый блок-пост на выезде, пулемётные точки не вижу, — браво, ребята! — Т-26 нацелен вовне. Нас подпускают близко, нос броневика пересекают две поперечные полосы. Краткий обмен пароль — отзыв, едем дальше.