До Мачулищ нам недалеко, поэтому только при подходе к аэродрому нас останавливают ещё раз. До Барановичей на колёсах часа два с половиной, этого я себе позволить не могу. Не вовремя МХАТ к нам пожаловал, но препятствовать не стал. Пусть народ порадуется последним мирным дням.
У штаба дивизии меня встречает полковник Туренко. Как всегда, сияет лицом, никакая тревога этому парню нипочём.
— Приказ до тебя довели, Евгений Георгиевич? — на Копца надейся, а проверять не забывай.
— Да, товарищ генерал, — на секунду вытягивается полковник и докладывает, — дежурный самолёт над городом постоянно. Радисты в эфире. Лётчики, как приказано, пока отдыхают. По тревоге их разбудим.
Полковник провожает нас к моей грозной ласточке.
— Товарищ генерал, а когда ждать сигнала? — не удерживается от вопроса комдив.
— Буди своих орлов в два часа ночи. Если до того отмашку не получишь. Успеют перекусить. Веселье жду часа в три, но сам понимаешь, первый ход не за нами.
ТБ уже рокочет, моя свита один за другим исчезает в его объёмистом корпусе. Последний наказ полковнику.
— Самое главное, Евгений Георгиевич. Самое главное — не команда сверху, а собственное решение. Если команды не будет, но твой дежурный доложит, что к городу приближаются вражеские самолёты, немедленно поднимай всех. Не жди разрешения. Мало ли что. Связь нарушится, ушами кто-то прохлопает… давай, полковник. Чистое небо над Минском — твоя забота.
21 июня, суббота, время 23:40
г. Барановичи, резервный штаб округа.
За что я взялся первым делом, когда прибыл в родной штаб? Никто не угадает. Улёгся на диван и заснул, как коней продавши.
— Товарищ генерал, Дмитрий Григорич, — разлепляю лениво глаза. Полутёмную комнату наполовину загораживает силуэт адъютанта.
— Что случилось, Саша? Неужто война началась? — позёвывая, перехожу в положение сидя, с наслаждением и хрустом потягиваюсь.
— Директива из Москвы, товарищ генерал, — Саша протягивает радиограмму. Быстро проглядываю. Ага, после ритуальных заклинаний «не поддаваться на провокации» войскам быть готовыми к внезапному отражению удара немцев. Или их союзников.
— Сколько времени?
— Два часа пять минут, товарищ генерал.
— Проснулись они, значит, в Москве? Ну, и хорошо. Положи на стол.
Саша включает свет, а я отхожу в угол, там у меня гирька. На полтора пуда. Разомнусь, время есть ещё.
— Саш, чаю организуй.
Вместе с чаем Саша приносит ещё одно сообщение. С той стороны есть перебежчики. Предупреждают о готовящемся нападении. Настроение ещё больше поднимается. Теперь мне точно не снимут голову за припрятанные эшелоны.
— Зови всех.
Все, это Климовских, Копец, начальник артиллерии Клич, зампотылу полковник Виноградов, мой зам Курдюмов. Болдина я на Минске оставил. Иван Васильевич звёзд с неба не хватает, но надёжен, как пулемёт максим.
Так-то мне никто не нужен, но личный состав натаскивать надо. Глядишь, так потихоньку и наберутся. Заметное место в предстоящей свистопляске отведено только Копцу. На стол расстилаю большую карту. У меня заготовлены деревянные фишки, навроде шахмат. Такие кругляши, на которых нарисованы пушка, самолёт, танк, пехотинец. Часть фишек чёрные, понятно, кто это, часть фишек — белые, лень мне было их в красный цвет красить. Вернее, приказывать было лень. И то ещё отличие от настоящих шахмат, что чёрные делают первый ход.
Всё, как в предыдущих многодневных КШУ. Излагаю всем то, что до сих пор знали только мы с Копцом.
— Первую атаку, диверсионную, мы отбили. Гражданские линии связи работоспособны, — сообщаю первым делом, — теперь ждём массированных авиаударов. Немцы поднимут в воздух всю авиацию, кроме транспортной и вспомогательной. За транспортную не уверен. Могут снова попытаться диверсантов сбросить.
Ближе к трём часам ночи в кабинет стучат, с разрешения заходит капитан-связист, кладёт сводку нам на стол.
— Замечательно, — задумчиво вчитываюсь, — Иван Иванович, по твою душу.
В сводке сообщалось, что к границе приближаются, — на текущий момент наверняка пересекли, — армады люфтваффе. Три огромные группы, в каждой не менее полутора сотен и четыре относительно небольшие на несколько десятков.
— Иван Иваныч! — успеваю притормозить главкома ВВС уже в дверях, — я наверху буду, если что.
— Дорогие друзья, — обращаюсь к оставшимся, — следите за обстановкой, я вас покидаю. Связь по радио.
Ага, три раза я связался по радио. Нет, не то, чтобы совсем нет, но проблемы начались.
22 июня, воскресенье, время 03:30
Минск, ул. Пролетарская, мост через Свислочь.
Борис Павлов
— А я в артистки хочу пойти, — дерзко заявляет Зоська, кутаясь в мой пиджак. Это мы рассуждаем, кто куда нацеливается.
Мы стоим на мосту всем классом, смотрим на подмигивающие нам с поверхности тёмной воды звёдные светлячки. Чудная ночь заканчивается, восток начинает светлеть, предупреждая о скором восходе. Ночь подходит к концу, а расставаться не хочется. Последний день, когда мы вместе.
— Зося Микульская, — эдак задумчиво вертит на языке Игорёк.
— Что-нибудь не нравится? — нацеливается на него прищуренными глазами Зоська.