Двойной генерал (СИ)

Последний боец погибшей диверсионной роты успел только техникум закончить в свои двадцать лет. Поэтому выразить словами причину отсутствия страха не мог. Только чувствовал. Их рота единолично спасла десятки тысяч советских людей. Их должен был убить, но теперь не сможет, уничтоженный немецкий полк, полсотни самолётов люфтваффе, десяток танков. Пользу же десятка радиошифровок с разведданными оценить вообще невозможно.

И останется в живых и в полной неизвестности для страны некая москвичка Зоя Космодемьянская. Как и десятки тысяч её земляков, сформировавших московское ополчение. Враг к Москве теперь и близко не подойдёт. Минск выбьет ему самые острые зубы. К Ленинграду он ещё может подползти, запалённо дыша, но не слишком близко и ненадолго. Фон Бок своему коллеге фон Леебу сейчас не помощник. Наоборот, отвлекает его силы, справедливо опасаясь удара под дых.

Космодемьянская, благодаря усилиям Данилы, его товарищей по роте и всему Западному фронту, теперь оставшаяся в счастливой для себя безвестности, в отменённой реальности попала в многократно худшее положение, чем Данила. Умники потом, через полвека или век, будут рассуждать об утешительности подвига. Не было его у Зои, потому народ её и оплакивал так горько. За что она заплатила своей жизнью и мучительной смертью? За две сожжённые конюшни? Данила не стал бы смеяться, узнав об этом. Что делать, если в той реальности не нашлось такого командующего с такими бойцами, которые не позволили бы платить настолько жуткую цену за микроскопический ущерб врагу?

Выразить словами не мог, но чувствовал и потому улыбался заметившим его и осторожно подбирающимся врагам. Они не смогут погасить его жизнью все счета, слишком те велики.

— Гутентаг, фройнде… — шепчет Данила и слегка шевелит рукой с люгером. Поднять его он уже не смог. Или не успел.

— Аларм! — испуганный вскрик прерывается автоматной очередью, пересекающей грудь Данилы.

Данила так и умер с улыбкой на лице. Погиб последний боец диверсионной роты, вот только бой ещё не закончился. Рассвирепевший унтер подскакивает к уже мёртвому бойцу, сидящему, опёршись спиной о дерево, и злобно его пинает.

— Руссиш швайн!

Ну, что же ты, унтер! Неужто родители тебя не учили, что нехорошо глумиться над мёртвыми, пусть и врагами?

— Это последний наш привет, Даня, — зло усмехаясь, говорил командир, минируя своего ещё живого подчинённого. Данила понимающе улыбался в ответ.

Вазно разрыл под его ступнёй ямку, положил туда последнюю 82-миллиметровую мину и рядом эфку.

— Клади ногу, — хоть и отдал такую команду, ногу радиста положил на гранату сам, зажав рычажок, — теперь главное, не двигайся.

Данила слегка кивает, командир аккуратно вытаскивает чеку.

И вот теперь увлечённый злым восторгом победителя унтер не слышит слабенький щелчок. Через три секунды взрывом его бросает на близстоящее дерево. Получает порцию осколков ещё один солдат, но хоть в живых остаётся. Надолго ли не известно. Советская авиация не гоняется за санитарными поездами, но вокзалы бомбит, а там, уж кому как повезёт.

Актив уже погибшей диверсионной роты 1 батальона 48-го полка 6-ой кавдивизии пополняется ещё одним убитым и одним тяжелораненым немецкими солдатами уже после смерти своего последнего бойца.

18 июля, пятница, время 07:15

КНП 13-ой армии, близ ж/д моста через р. Маркус.

Генерал Никитин.

— Подрывайте мост! — Короткая команда порученцу и слово командирам. — Фриц налюбовался, так что до побачення.

Команда транслируется по телефону до батальона, оттуда дают отмашку и две 45-миллиметровые пушечки за полкилометра от моста открывают огонь. Через пять минут на железнодорожном мосту гремит мощный счетверённый взрыв. Любования фрицев на уложенные прямо на рельсы хвостом в сторону советских войск ФАБ-100 закончены.

Стальные балки фермы разорванными сучьями возмущённо утыкаются в небо, пролёт рушится в воду.

Где-то через месяц, когда Павлов обсуждал этот эпизод, он внёс его в список моих ошибок.

— Надо было до вечера дотянуть. Пока мост не взорван, у фрицев есть надежда его спасти. Как только ты его обрушил, у них остался один вариант — понтонная переправа. Ты им сократил время на принятие решения.

Хорошо, что глуподырым не обозвал или остолбенем не припечатал. И чего тогда на генерал-лейтенанта меня представил?

— А шоб помнил, — умеет он яду ехидного в душу плеснуть, бис хитрый, — что ты пока недоношенный генерал-лейтенант, туповатый. Цена одного битого, сам знаешь, повыше будет…

Отсюда видно не всё. На большую удачу наш атаман самолёт-наблюдатель придумал. Летал как-то, э-э-х и далеко видать! Но голову я им чуть не оторвал. Одну переправу они прохлопали. Опосля выяснилось, как фрицы исхитрились её замаскировать.

Одну понтонку мы чуть, но видим. Дивизионная артиллерия их отрабатывает, фриц откатывается, а на наши позиции налетают лаптёжники. Засекаем их заранее. «Редут» подсобляет.

— Тащ генерал, — лейтенант связи, за авиацию ответственный, — эскадрилья юнкерсов. Сорок километров. Через восемь минут будут здесь.