Двойной генерал (СИ)

Он прав. Не решил я ещё ни одной проблемы, но сегодня последняя крепость пала. Знаю, что и как надо делать с тактической подготовкой всего личного состава. Никто у меня дикой толпой в атаку ходить не будет.

4 апреля, пятница, время 09:25.

Минск, Мачулище, военный аэродром.

— Надо снять радиостанцию и посмотреть, что внутри, — авторитетно заявляет радиоинженер Хадарович. На это я скептически кривлюсь.

Мы внутри моей тэбэшки, которую на выровненную дорожке мой лётчик сумел посадить. Радиогруппа специального назначения приступила к работе, мне на радость. И вдруг такое заявление. Буду надеяться, что это он из чувства педантизма предлагает начать работу по порядку.

— А ты точно радиоинженер? — на моё заявление молодёжь прячет ухмылочки, Хадарович смотрит возмущённо. Я объясняю:

— Радиостанция работает, можете включить и что-нибудь поймать. С этим всё в порядке. Невозможно пользоваться радио в полёте, когда оборудование самолёта работает. Помехи от него всё забивают.

— Надо проверить, — упрямо настаивает Хадарович, но тут я не спорю.

С этого работа и началась. Радиостанция сильная, Москву ловит ещё что-то, да на разных языках. Это если по гражданским частотным диапазонам гулять. Знаю по опыту, что во время полётов что-то можно кое-как услышать, что-то никак. Здесь, на земле намного лучше.

Хадарович быстро реабилитируется. Присоединяет к аккумулятору какую-то штуку, как оказалось, это обычный конденсатор, вернее, их целая батарея. В руке какой-то инструмент, к которому присоединены провода…

Принцип я понял быстро. Конденсаторы заряжаются от аккумулятора, а когда Хадарович сжимает ручки, два игольчатых контакта сходятся на расстояние в доли миллиметра и начинают искрить. В это же время в наушниках начинается треск. Это он здорово подготовился, одобряю.

Оглядываю самолёт изнутри. ТБ-7 один из редких самолётов, в которых фанеру не использовали. Он весь металлический, а значит, помехи до наружной антенны дойти не могут.

— Саша, двери закрой, — после закрывания становится темнее, но нам много света не надо. — Пробуй ещё, Пал Юрич.

Положение изменилось не сильно. Если только измерить уровень шума точной аппаратурой или убедить себя, что это так, то можно заключить, что уровень шума уменьшился. На глаз, вернее, на слух не заметно.

Дверь открыли. Хадарович размышляет, оглядывая салон. Молодёжь молча ждёт ценных замечаний от своего гуру. А мне интересно, догадается или нет. Невместно генералу быть умнее инженера на его же поле. Нет, не догадывается.

— Придётся всё-таки радиостанцию смотреть…

Вот маньяк! Всё бы ему разбирать, попросить у Юделевича другого? А будет ли другой лучше? Он рассуждает, как ремонтник, в привычной манере. Приносят неисправный приёмник, с виду целый, значит, что надо делать? Правильно, разбирать и проверять внутренности.

— Исправно работающую радиостанцию разбирать запрещаю, — поворачиваюсь к лётчику, — если эти ухари в моё отсутствие туда полезут — бей их по рукам. В конце концов, схема радиостанции засекречена, а у вас доступа нет.

Последний аргумент окончательно хоронит извращённые намерения Хадаровича.

— Что ж тогда делать?

— На антенный провод посмотри, обалдуй! — не выдерживаю, вызывая смешки радиомолодёжи. Хадарович почти не обиделся, рассматривает антенный провод.

— Мне часто приходится с инженерами общаться, — обосновываю я свою компетентность, — поэтому знаю, что антенный провод — часть антенны. Ты к нему близко, вот провод помехи и ловит.

Для наглядности провели эксперимент. Хадарович пускает искры внутри солдатского котелка. Треск заметно уменьшается. Не проходит полностью, но это понятно, котелок не закрывали.

— Провод нужно экранировать, — опускаюсь до прямых указаний. Ничо, больше уважения к генералам будет.

— Можно не сплошным слоем металла, а сеткой, — размер ячейки сетки как раз служит геометрическим ограничителем длины волны, которую она может пропустить. Но самые короткие волны, которыми пользуются в это время, измеряются метрами. Хотя помехам разрешённый спектр не указ, могут куда угодно залезть. Но тут природа нас защитит. Высокочастотный сигнал в наши дубовые радиосхемы не пролезет. Он даже на микроскопической индуктивности резко скучнеет и легко проваливается в микроскопические ёмкостные щели.

Изготовить сеточку для антенного провода на месте никак. Хадарович говорит, что на заводе есть экранированный провод, которым можно заменить наш, в простецкой оплётке.

— Поехали! — тут же решаю я.

Молодёжь мы оставили на месте, пусть обустраиваются. И обратно я не еду.

— Заменишь провод, проверишь своей трещалкой. После — доложишь о результатах, — проинструктировал напоследок и отправился домой. Я что, дома пообедать не имею права? Хоть раз в месяц.

Шура довольна, как слон. Прямо, как обыкновенный рядовой гражданский человек пришёл домой обедать. После обеда привольно располагаюсь на диване.

— А не прогулять ли мне поход на службу после обеда? Царь я или не царь?