Двойной контроль

– Самолет приземлится в Фарнборо в семь утра. Слушай, вот почему пассажиры коммерческих авиалиний всегда говорят «мой самолет приземлится», а те, у кого есть свой собственный самолет, всегда говорят просто «самолет»?

– Да, удивительно, – пробормотала Люси.

– Приезжай в аэропорт. Водитель за тобой заедет.

Люси не успела ничего сказать, потому что Хантер положил трубку.

– Вот мудак, – проворчала Люси, швырнув телефон на диван – на хантеровский диван.

Апартаменты Хантера одновременно и смягчали ее раздражение, и усугубляли его. На шее и на запястьях запульсировали жилки. Поначалу Хантер заманивал ее к себе в компанию, всячески подчеркивая, что ее академические знания найдут там лучшее приложение, что она принесет несказанную пользу миру, и, разумеется, предложил удвоить ее жалованье. Все это, вкупе с выходным пособием, полагавшимся в том случае, если ее уволят не за должностное или иное преступление, заставило Люси проигнорировать тревожные слухи о «сомнительном» прошлом и о «взрывном» характере Хантера. А теперь ей приходилось мириться с тиранией его капризов и угроз… Боже мой, вот опять…

По едва заметным признакам она определила неминуемое приближение очередного приступа паники. Едва Люси успела сесть рядом с отброшенным телефоном, как на нее навалилась тяжесть. Увеличенная сила притяжения словно бы сконцентрировалась в одном месте, все внимание сосредоточилось на правой стороне тела, а сознание беспомощно наблюдало за этим откуда-то со стороны, как мать в парке аттракционов, глядящая на своего визжащего отпрыска, вжатого в сиденье бешено крутящейся карусели. Потом начались судороги, сперва редкие, но участившиеся, когда приступ достиг пика. В то же время Люси ощутила какое-то чуждое бурление в правой стороне тела, как если бы в поясницу впрыснули содержимое сифона с газировкой. Все это длилось около минуты, оставив после себя легкое головокружение, а онемевшую ногу и ступню свело и покалывало.

Если это приступ паники, подумала Люси, то очень действенный. Ее на самом деле охватила жуткая паника. Придя в себя, Люси позвонила своему приятелю Эшу, доброму умному доктору, который сразу же вызвался ее навестить. Он тщательно осмотрел Люси, заставил ее несколько раз упереться ступнями в его ладони, пересечь комнату по прямой, постоять то на одной, то на другой ноге. Люси проделала все это с большим успехом и адекватно отреагировала на удары резинового молоточка.

– Наверняка это из-за стресса, – сказал Эш. – Однако, поскольку симптомы сосредоточены в конкретном месте, я договорюсь, чтобы тебя осмотрел невролог, и попробую завтра записать тебя на МРТ, проверить, не повреждены ли нервные окончания в ноге. А пока вот тебе зопиклон, отоспись хорошенько.

После разговора с Эшем Люси почувствовала себя намного лучше, а поскольку почти никогда не принимала снотворного, уснула очень быстро и надолго.

5

Оливии, в прекрасном настроении, было все равно, где встречаться, но она не могла понять, почему Люси пригласила ее на ранний ужин именно в «Благородную гниль». Вечер выдался сухой и ясный, поэтому Оливия решила пройтись пешком от офиса своего издателя. После долгих переговоров ей все-таки удалось включить в книгу межпоколенчески-травмированных мышей и убедить редактора в необходимости переверстать макет. Выходные с Фрэнсисом растянулись на четыре ночи, поэтому мышами она смогла заняться только утром, в поезде, соприкасаясь с Фрэнсисом ногами под столом. Расстались они лишь на вокзале Виктория. Оливия отправилась домой к родителям, а Фрэнсис пошел на встречу в Ассоциацию почвоведов. Теперь, спустя девять долгих часов, они оба спешили на Лэмз-Кондуит-стрит.

В прошлую пятницу, на пути со станции домой, Фрэнсис предупредил Оливию, что у него нет интернета, причем сперва произнес это извиняющимся тоном, но потом признался, что ему очень нравится возможность покидать сетевой улей коллективного сознания и пчелкой-шатуном устремляться подальше от жужжащего рабства колонии. Поначалу беседа неспешно раскачивалась в уютном гамаке обсуждения грядущей экологической катастрофы, но затем Фрэнсис начал описывать перспективы, предлагаемые восстановлением дикой природы, а также предположил, что Гея, то есть коллективный разум планеты, или, по крайней мере, рациональное представление о планете в целом, намерена отомстить и вскоре стряхнет с себя человеческую заразу, отравляющую так называемую критическую зону, тонкий голубой слой воздуха и воды, где обитают сложные формы жизни. Вне всякого сомнения, уцелеют древние семейства бактерий, вирусов, грибов и насекомых, в равной степени равнодушно воспринявших и эпоху антропоцена, и туповатых, медлительных динозавров. К гипотезе о Гее Оливия отнеслась скептически, полагая, что жажда власти и удобств самостоятельно и неторопливо, беспилотник за беспилотником, расправится со своими приверженцами.

– С Геей или без Геи, все сводится к одним и тем же экзистенциальным страхам, – сказала она, когда Фрэнсис припарковал машину у дома.