Двойной кошмар

   Рэм оторвал взгляд от канавки. Такая же штука, только в десятки раз меньше имелась на кухне его матери. Или то была мать Ромки? Разделочная доска с точно такой же канавкой по краю. Даже царапины, вроде тех, от кухонного ножа, которым мать резала кур, исчертили гладкую каменную поверхность.

   Он поднял глаза, с трудом оторвав взгляд от шрамов на камне, и увидел то, что до этого скрывалось в тени: из стены позади алтаря торчали штыри, расположенные через равные промежутки. Некоторые были пусты, а на трёх, прямо над головой старика в плаще, висели страшно оскаленные маски. Лица людей, с разинутыми или скорбно сжатыми ртами. Клочьями нечёсаной пакли вокруг застывших в вечной гримасе масок топорщились волосы.

   - Кто это? - едва выговорил Рэм. Вместо голоса из перехваченного горла вырвалось воронье карканье, но старик его понял.

   - Это жертвы. Добыча бога.

   - Вы приносите богу добычу? Как охотничий пёс?

   Человек в белом плаще обернулся и посмотрел на стену, где висели маски:

   - Я всего лишь его служитель. Боги сами выбирают свою добычу.

   - Они сам вам об этом сказал? - зло спросил Рэм. В аромате медленно горящего в фитилях масла он чувствовал теперь сладкий запах разложения.

   - Бог говорит со мной, - старик шагнул вплотную и заглянул в глаза пленнику. - Он приходит ко мне ночью и говорит странные вещи. Тогда я просыпаюсь, и начинаю гадать, что это значит.

   Он указал на сморщенные головы:

   - Иногда без гадания на внутренностях не обойтись. Если сон сулит войну или смерть, я должен прибегнуть к высшей жертве.

   Рэм теперь видел глаза старика так близко, что его отражение в расширенных зрачках стало чётким, как на картинке. Должно быть, дед давно свихнулся в своём лабиринте, среди отрезанных голов и дымящих масляных ламп. Что он туда подмешивает?

   - Вы и мне собираетесь выпустить кишки? - голова от аромата масляных ламп стала пустой и звонкой. Каждое слово эхом отдавалось в ушах.

   - Не знаю, - жрец неведомого бога моргнул, склонил голову набок, разглядывая пленника. - Я ещё не решил.

   - Ага, вскрытие покажет, - проворчал Рэм. - И молодая не узнает, какой танкиста был конец. Эх, мать моя женщина...

   - Какая мать? - растерянно спросил старик. - Что ты говоришь, мальчик? Твои слова мне непонятны.

   - Это слова бога, - злорадно сообщил Рэм. - Их без жертвы не понять.

   - С тобой говорит бог? - жрец отшатнулся.

   - Если любопытно, можешь выпустить мне кишки на алтаре, - хмыкнул Рэм.

   Страх куда-то ушёл, в опустевшей голове стоял лёгкий звон. Рэм подвигал плечами. Тело казалось невесомым, как во сне. Сейчас он мог бы взять меч у стоящего рядом Ястреба так же легко, как отобрать конфету у ребёнка.

   - Но тогда я уже ничего не смогу тебе рассказать. О моей матери, о боге, который нас сюда послал. Эх, и как далеко послал-то...

   Рэм опять ухмыльнулся. Зрение странно расширилось, и сейчас он видел весь зал целиком. От ярко освещённого алтаря до укрытых во тьме углов, где притаились мохнатые пауки. Фигуры жреца в белом плаще и замершего сзади и чуть сбоку Ястреба отдалились, и Рэм наблюдал их со стороны, словно парил над ними в воздухе.

   - Говори, - потребовал жрец. - Расскажи мне о твоём боге.

   Рука его нырнула в складки широкого плаща и вернулась со странно изогнутым жезлом. Это была изогнутая буквой "S" палка толщиной в запястье ребёнка. На одном, вытянутом конце буквы блестел металл наконечника, заострённого до игольной остроты. Металл иглы серебристо блестел, и видно было, что его часто и тщательно полировали.

   - Бог явился моей матери из пепла прогоревшего очага. Он не назвал ей своего имени, но она приняла его, как мужа.

   Рэм услышал, как рядом судорожно вздохнул Ястреб. Старик в белом плаще поднял руку с изогнутым жезлом, и Рэм приготовился отобрать у жреца его оружие. Игольчатое жало глянуло ему в глаза, металл острия блеснул серебром.

   - Когда моя мать родила, её отец велел забрать у неё родившихся близнецов, и бросить их в реку...

   - Подожди, - слабым голосом прервал его жрец. Рука его, прижавшая жезл к груди, дрожала. - Ты сказал, вас велели бросить в реку?

   - Да. Нас положили в корыто и отнесли к реке. Но мы не утонули. Нас вынесло на берег, и мы лежали там одни.

   - Как же вы не умерли? Ведь брошенные младенцы обречены на смерть, - глухо спросил Ястреб.

   - К нам прибежала волчица, и согрела нас. Она была мягкая и пушистая, - Рэм вспомнил Альму, как она забиралась к нему на одеяло, когда думала, что он спит, и прижималась мохнатым боком к его ногам. - Она кормила нас своим молоком. Потом ещё дятлы всякие летали, гусениц приносили.

   Он даже не соврал, ведь Ромка вправду ел гусениц. И, может быть, её выронил с высоты какой-нибудь зазевавшийся дятел.

   - Вас воспитала волчица? - жрец, не отрываясь, смотрел в глаза пленника. Лицо его стало похожим на засушенную маску, что висела за его спиной на стене.

   - Я помню, как мы бегали по лесу, и искали пристанища, - честно ответил Рэм. - Мы убили разбойника, который грабил людей, и разогнали грабителей, которые хотели отнять овец у хозяина.