Двойной Нельсон

Кисель, держа в руке молоток, свободной рукой с трудом отодвинул массивный засов. На пороге стоял семинарист с длинными поповскими волосами, выбивавшимися из-под черной скуфейки. Взгляд его был спокоен и благостен.

— Бог в помощь, — сказал он, входя в лабораторию, поискал взглядом образа, не нашел и перекрестился на кювету с нитроглицерином.— Сестра, тебя срочно ждут. Собирайся.

Дора продолжала сливать кислотный раствор, следя за струйкой.

— Я заканчиваю, осталось работы на полчаса.

Семинарист был неумолим:

— Мне велено тотчас привезти тебя. Поехали, извозчик ждет. Сказали — срочно.

Дора закончила слив. На дне кюветы тонким слоем растекся светло-коричневый нитроглицерин, миллилитров двести, не более. Аптекарская склянка.

— Ничего не трогайте. Ждите меня. Списки принес? — спросила она семинариста.

Он молча достал из-за пазухи сложенный вчетверо листок. Дора взяла его и присовокупила к пачке бумаг, лежащих на маленьком столике.

— Я скоро буду, — сказала она, уже стоя за порогом, и улыбнулась Киселю. — Не скучайте. Учите инструкцию. Приду — проверю! Закройте дверь. Запомнили? Три стука, пауза, один. И повторяется.

Кисель, держа молоток как распятие, проводил Дору влюбленным взглядом. Закрыл дверь на засов и, как сомнамбула, вернулся к столу.

Что там написано в инструкции? — зевая, спросил Первый.

Назначенный час свидания уже прошел, девушка ждала в комнатах, и Первый заметно нервничал. А когда он нервничал, то всегда зевал.

Кисель взял в руки инструкцию по изготовлению динамита, нашел нужный пункт и огласил:

— Восьмое. Глазной медицинской пипеткой нитроглицерин извлекается и помещается в раствор бикарбоната натрия (соды) для очищения от кислотных остатков. Девятое. После процесса нейтрализации (15-20 мин.) от кислотных остатков нитроглицерин аналогичным образом (пипеткой) извлекается из содового раствора в отдельную небольшую емкость, в коей и хранится до приготовления динамита. Десятое. Для приготовления динамита... — Кисель растерянно уставился на Первого: — Дальше уже про динамит.

— Ну давай, — зевая, сказал Первый. — Вот пипетка. Вот содовый раствор. Переноси.

— Я... боюсь. Она велела ничего не трогать.

— Велела! — передразнил Первый. — Тюфяк! Смотри.

Он взял пипетку и уверенно набрал нитроглицерин. Затем так же уверенно выпустил содержимое в содовый раствор.

— Вот и все. Видишь, как просто. Главное — не трусить и не дрожать, как кисель!

У Киселя перехватило горло, кровь застучала в висках.

Ты считаешь меня трусом? Давай сюда! — и он вырвал пипетку из рук Первого.

* * *

— Палач! — вскричал террорист, увидев входящего в камеру Путиловского.

— Я палач? — удивился Путиловский и присел напротив, внимательно изучая маленькое лицо. — Какой же я, батенька, палач? Это вы стреляли в человека, а не я.

— Это не человек! Это царский прихвостень, мучивший крестьян! — и террорист сложил руки на груди, показывая всем своим видом, что будет молчать, несмотря ни на какие пытки.

— Евграфий Петрович, кто он? — повернулся Путиловский к Медянникову, стоявшему за его спиной с тоненькой папкой в руках.

Евграфий Петрович водрузил на нос очки в прочной железной оправе, прокашлялся и зачитал:

— Качура, Фома Корнеевич. Рождения 7 июля 1877 года от рождества Христова...

ДОСЬЕ. КАЧУРА (КОЧУРА, КОЧУРЕНКО, КОЧУР) ФОМА КОРНЕЕВИЧ

1877 года рождения. Из крестьян села Лозановка Черкасского уезда Киевской губернии. В семье четверо детей. Отец — поденщик в порту В 1898 году умирает мать, отец уходит из дома. Качура начинает странствовать по югу России. Во время странствий вступает в социал-демократический «Союз борьбы», но к 1902 году переходит к эсерам. В феврале 1902 года — первый арест за хранение рукописей революционного содержания. С мая 1902 года на свободе под надзором полиции.

Прослушав исчерпывающую информацию про себя, Качура остолбенел от радости. Наконец-то его заметили, записали в книгу, и теперь куча важных господ наперебой желают видеть его и беседовать с ним! Хотя несколькими часами ранее никто, кроме товарищей по партии и Боевой организации, не хотел перемолвиться с ним даже парой слов.

Воцарилось молчание.

— Будете бить? — тихо спросил Качура и сжался в комочек — на всякий случай.

Путиловский достал портсигар и любезно открыл его перед самым лицом Фомы:

— Курить изволите?

Соблазнительный запах дорогих папирос привел Фому в состояние экстаза. Дрожащей рукой он достал тугую папиросу, чуть не выронив пяток других, прикурил от зажженной спички и вдохнул аромат благородного дыма. На душе сразу стало легче.