Двойной Нельсон

Нина лежала в постели, цветом лица почти сливаясь с подушкой, бледная и внезапно исхудавшая, только на щеках двумя резкими пятнами горел неожиданный горячечный румянец. Глаза увеличились почти вдвое и занимали пол-лица.

Путиловский, не говоря ни слова, поцеловал ей руку, а она лишь беспомощно смогла погладить его по лицу.

— Видишь, какая я нехорошая... — с трудом прошептала Нина.

Таубе запрещающе помахал рукой:

— Я прошу вас — ни слова! — и показал Путиловскому на дверь: надо, мол, поговорить.

— Она плоха. Каверны в обоих легких. Как вы позволили болезни так развиться? Нужна срочная перемена климата! Желательно — в Швейцарию.

— Профессор, я сделаю все, что скажете. Но только чтобы она выздоровела.

— Я не волшебник, — фыркнул Таубе. — Особенно когда такой запущенный случай! В общем, считайте, что ей повезло: завтра вечером я отправляю двух больных в сопровождении моего ассистента в швейцарский санаторий доктора Эбельштейна. Мировая знаменитость, излечивает в восьмидесяти процентах случаев. Пневмоторакс, высокогорье, кислород и все такое. Вы готовы?

Путиловский отрешенно молчал, перебирая в голове немногочисленные варианты развития событий. У него нет выбора. Оставить Нину здесь? Умирать? Нет, второй раз он не вынесет потери.

— Я готов. Завтра подготовлю паспорт и вещи. Она сама из Белоруссии. Там ее родители. Я извещу их, они смогут повидать ее.

— Вы молодец. Уважаю решительность!

— Я выпишу чек на швейцарский банк. Вы принимаете чеком?

— Разумеется! Завтра в пять пришлю за ней экипаж с сестрой милосердия. Сиделку я вызвал, она скоро явится. Я сделал укол, больная будет спать до утра.

Путиловский проводил профессора, а когда вернулся, Нина уже спала. Он сел прямо на постель и просидел так час, наблюдая за тем, как она дышит, как бьется синяя жилка на тонкой шее, как иногда пальцы, лежащие поверх одеяла, начинают подрагивать... Лейда Карловна не могла ничего понять, но в комнату не входила. Потом пришла сиделка.

Путиловский прошел к себе, разделся, улегся в кровать и забылся тяжелым, неглубоким сном.

* * *

Нину увезли, и жизнь померкла, но тем не менее продолжалась. Тикали государственные механизмы, дела рассматривались, бумаги двигались и принимались к исполнению. Он был частью всей этой машинерии, но частью неодушевленной и чисто механической.

Берг лечился в госпитале, Медянников молчал и старался без настоятельной причины Путиловского не тревожить. Поэтому он часто сидел в кресле и ничего не читал, не писал, а только смотрел поверх крон Летнего сада на шпиль Петропавловки.

Привели Нельсона для напутственного слова. Он был одет в хороший дорожный костюм, с одним лишь саквояжем в руке, тем самым, который начал собирать до губительного визита Батюшки.

Путиловский заговорил с ним, не подымая глаз, официально и сухо, как с совершенно незнакомым человеком:

— Мы сделали максимум возможного в вашей непростой ситуации. Его превосходительство требовал каторги. Государь не возражал. Но все обошлось пяти летней ссылкой в город Омск, под надзор полиции. Счастливого пути. И упаси вас Господь от таких смертельных игр в будущем. Мы будем присматривать. У вас новый паспорт. Новая фамилия, новое имя, отчество — жизнь заново. До свидания.

Вершинин не ожидал такой милости.

— О, благодарю вас.

— Я только исполнил свой долг. И еще. Исключительно по инициативе Евграфия Петровича. В Омске за вами будет наблюдать наш сотрудник. Кстати, хорошо вам знакомый.

К Нельсону частично вернулось его природное любопытство:

— Кто же?

— Увидишь, — тронул его за плечо Медянников. — Пошли, барин. Пора.

Пройдя посты охраны, вышли на улицу. От свежего воздуха у Вершинина сладко закружилась голова. Медянников достал из-за пазухи новенький паспорт и стал внимательно изучать надписи.

— Омск — город хороший. Правда, сам я там не был...

Вершинин попытался заглянуть в паспорт и прочесть свою новую фамилию.

— И кто я теперь?

— На! — Медянников протянул ему документ. — Теперь, паря, ты не то иудей, не то француз. Нельсон Яков Андреевич. Держи крепко. Третьего не будет.

Чуть поодаль от подъезда стояла крытая государственная карета. Медянников гостеприимно распахнул дверцу, приглашая Нельсона сесть.

Вершинин-Нельсон, прежде чем нырнуть внутрь, вгляделся в темноту — внутри кареты, одетая подорожному, в платочке, с чемоданчиком в руках сидела горничная Оля.

— Здрасьте, Андрей Яковлевич! — заулыбалась она, не в силах сдержать радости при виде любимого лица.

Вершинин отшатнулся, но Медянников заботливо попридержал его за спину:

— Чтоб в Омске не скучал! Присматривать будет. На крестины приеду! — Затолкнул Вершинина в карету, сел сам и дал руководящее указание кучеру: — Пошел, подлец! На Николаевский. Только бережно — дама в ожидании!

Карета тронулась, Оля доверчиво прижалась к сидевшему столбом Андрею:

— Теперь я ваше все буду читать. Мне по должности положено.

^{* * *}