Двойной спор (СИ)

— Так устала, — закрыв глаза, облокачиваюсь на сидение, вытягивая ноги вперёд.

— Дома будет время отдохнуть.

Удивлённо распахиваю веки.

— Па-па? — неуверенно… жалко, смотрю на Маркова.

— Кого-то другого хотела увидеть?! — по-доброму смеётся он.

С визгом подлетаю вверх. Лихорадочно крепко-крепко обнимаю мужчину.

— У меня пара часов свободны. Куда хочешь поехать? — ласково поправляя съехавшую с меня кепку, спрашивает отец, а я готова повторно завизжать от его заботы.

Не в стиле Марковых, проявлять сентиментальность. Но…

— Ну-ка не плачь. Не плачь, говорю, — с напускной строгостью, басит отец. Заметив, что промакиваю глаза, но пытаюсь продолжить рассуждать дальше.

— Я не плачу, — мотаю головой.

— Просто рада тебя видеть, — искренне улыбаюсь.

Отец терпеливо ждёт, когда я наобнимаюсь с ним.

— Ладно, отодвигаюсь. Пора и честь знать, — хмыкаю, заметив, что он тянется к телефону.

— Все нужное я подготовил, — одновременно и кому-то печатает, и разговаривает папа.

На секунду возникает вспышка гнева, тут же тушу её. Полна привыкнуть. Он всегда в работе. Ни минуты без неё не может.

— Жить ты будешь у нас.

— У нас? У кого "у нас"? — непонимающее хлопаю глазами.

— У нас с синичкой.

— Ты себе птицу завёл?

— Это моя невеста, Ева. У неё фамилия Синицина. Поэтому я её так зову… иногда.

— И сколько лет твоей невесте?

— Ева! — одёргивает отец.

— Сколько лет твоей невесте, папа?

— Ева, какая разница? — продолжает увиливать Марков, но я настойчива как никогда.

— Отец!

— Двадцать ей. Двадцать. Довольна? — взрывается мужчина. Испуганно замираю.

Он не повышал голос никогда. Однажды я машину его дорогущую разбила, достал из её перекореженной всей, осмотрел. Сто раз спросил в порядке ли, что болит. Но не кричал.

А машина вдребезги была. Странно, что я осталась мало того, что жива, так и отделалась одной, пусть и глубокой царапиной на ноге. Осколок стекла располосовал ткань брюк, задев кожу. Мышцы, слава богу, не пострадали.

Но сейчас…

По лицу вижу, что уже пожалел, что накричал. Но упрямый характер, не мог позволить ему извиниться. Поэтому он, как и я, отвернулся к окну. И вскоре сконцентрировался на телефоне, про меня забыв.

Отлично! Зло сдуваю прядь, упавшую на лоб.

Прекрасное начало новой жизни. Теперь с мамой осталось разругаться, и будет волшебно.

Конечно, после произошедшего речи о том, чтобы ехать в кафе, не было. Весь настрой пропал. Сухо отказалась, когда повторно предложили. И всю дорогу могла думать об одном. Что за новая прошмандовка появилась в когда-то родном доме?

— Приехали.

— Вижу, что приехали, — мрачно бурчу, но из машины вылезаю.

Не буду же тут бойкот устраивать. Либо — я, либо — она. Не факт, во-первых, что прокатит. Отправит в общагу отстойную и: "бай-бай, доча". Будет с… ней развлекаться.

Нет. Не буду идти на поводу у своей эмоциональной части. Надо действовать хитрее.

— Учёба начинается завтра, — не успела войти в дом, информирует отец, расположившись на диване, и уткнувшись в чёртов айфон.

— Вася отвезёт тебя на занятия, — считает нужным добавить.

Закатив глаза, угукаю, попросив скинуть всю инфу, о новом вузе, в мессенджере.

И прямо так, в пуховике, да кроссовках чешу до кухни. Каждый день клининг служба приходит. Сомневаюсь, что за время моей учебы во Франции, отец стал грязнулей. Так что волноваться — не стоит.

Достав из холодильника минералку, отвинчиваю крышку, и опустошаю половину литровой бутылки. Как ни прискорбно признавать, вернулись к обычному нашему общению.

— Ну, что ты боишься?! — спустя секунду после этой мысли, доносится из гостиной.

Еле протолкнула воду в пищевод, от шока, что отец может быть настолько нежным.

Навострив локаторы на максимум, прислушиваюсь более тщательно.

— Я ей не понравлюсь. Твоя дочка привыкла… — дальше голос стал настолько тихим, что мне либо беспардонно ворваться, и потребовать всё сказать в лицо, или просто мучаясь любопытством, забить.

Подумать как же, как же быть мне, не дал мобильник. Затрезвонил голосом Бибера, на всю огромную папину хоромину.

Х-м. Незнакомый номер.

Если чёрные риелторы, по наводке "добрых другов моих", захотели продать на органы. Скажу: "Врёшь. Ты, всё врёшь. Не возьмёшь! "

И на этой ноте, оставив за собой последнее слово, рубану завершить вызов.

В чёрный список и забуду, как страшный сон. Так что не боясь нисколько, отвечаю.

— Е-е-е-ва-а-а, — моментально заорали в ухо, не успеваю и слово молвить.

— Боже. Маслёна, прекрати истерику, — громко требую, практически, повторяя слова отца.

Не до конца придя в себя, после звуковой атаки, трясу головой.

— Где я? Кто я?

— Ну-у-у, Е-е-ева.

— Ладно, перегибаю, — соглашаюсь, отставляя бутылку на стол.

— Но было правда громко.

— Прости, — робко шепчет подруга.

Возможно и не робко. Да и не шепчет вовсе.

Походу, правда, оглохла. Пальцем стучу себе по уху.

— Вот дура ты, Масленникова, — не могу сдержаться.

— Чего это? — обиженно сопит Ника.

— Таво это… — обрываюсь, не договорив мысль.

Заметила потому что в проёме высокую статную фигуру Маркова.

За ним стеснительно улыбаясь, не находила себе место новая мачеха. Та самая, на два года младше меня.