Поэтому просчитав примерно траекторию, срываюсь вниз, решив, что, если не словит, я сломаю ногу — максимумум. Но, когда кости сростутся, ничегошеньки не помешает свернуть ему шею.
Секундное чувство полёта.
— Спрыгивай, — шёпот у уха. Рома втягивает носом воздух у шеи.
Нет. Он всего-то замучавшись держать, сопит и уговаривает себя не бросать меня.
Не придумывай, Ева. Будет он тобой «дышать». Держи карман шире. Осторожно приоткрываю один глаз.
— Я не умерла, — открываю для себя удивительный факт.
Распахнув глаза, упираюсь в океан. Вообще-то его глаза должны быть мне ненавистны. Но я почему-то именно в этот момент, когда он крепко держит, не даёт навернуться, решила, что хочу видеть их всегда.
Мания величая?
Ей-богу она. Не нужна я ему. И угомонится — отличный из имеющихся вариантов. Самый лучший — было бы сбежать, но зная отца, не смогу.
— Второй этаж. По-любому не умерла бы, — Романов скидывая со своих рук ненужный балласт, в лице новенькой.
— Чего ты? — видит, что я с лица спала.
Последние сомнения потому что развеялись…правда не нужна.
— Пыль попала, — слегка надавливаю пальцами на веки, чтобы не дать слезам волю.
Дикость. Влюбилась в гада. Ё-моё. Как теперь жить? В одной аудитории ведь учимся.
— В оба сразу? — звучит голос. И горячие ладони, отодвигают мои руки от лица, открывая себе на обозрение наглую морду.
— Стой смирно, — командует.
— Что хочешь сделать? — столбенею, а он схватив меня за щёки, наклоняется.
Подумала бы, что распутное, но так сосредоточенно девушек точно не целуют.
— Пусто, Ева. Врёшь, увиливаешь. Ведёшь себя как обычно, — обвиняет, а я тихо помираю от того, что он близко.
— Где «пусто»? — глуплю, греясь в объятьях.
— В глазах твоих. Причём я не только про пыль.
Конечно. Как без этого?! Бьются очки стёклами внутрь.
Если гадость не скажет, лопнет.
— Спасибо, что помог, — бормочу.
— Но я пойду. Надо вернуться домой до приезда отца, — сбрасываю руки со своих плеч.
— Тихо, — заставая врасплох, шикает Романов и поднимает голову наверх, что-то услышав.
Замолкаю, испугавшись. Заговорились, забыли и отец нас нашёл?
— Что? — шепчу, но вместо объяснений парень внимательно посмотрев на меня. Что-то для себя решает.
И стремительно подойдя, касается губами моих. Невинный чмок, но мажор наступает, заставляя пятиться.
Мои плечи прижимаются к какой-то поверхности.
— …влюбленная парочка, Михаил Андреевич, — отдалённо доносится сквозь вакуум. Сердце грохочет в висках, но Романову неважно, что я в шаге от обморока.
Кладёт руку мне на талию, не прекращая целовать. Второй заставляет запрокинуть голову, чтобы ему было удобнее это делать.
И надо вроде возмутиться, врезать ему по мордасам. Но как трудно проявить здравомыслие, когда с тобой так бережно, но с нарастающей страстностью себя ведут.
— Между нами не любовь и не магия. Между нами притяженье касания…
Прошло достаточно, чтобы я поняла кто звонит и первая прервала поцелуй, разрывающий душу на куски.
— Кто? — жжёт глазами Рома, имея ввиду кто звонит и почему на этого человека стоит такая песня.
— Любимый, привет, — улыбаюсь, как будто самое счастливое, что со мной произошло — это звонок от Марка.
И искры тухнут в «океане». Мне ровно, что обижаю его.
Хочется сделать побольнее Романову. За то, что ведёт себя как ему заблагорассудится.
Захотел — целует, захотел — гадости говорит. И смеет ещё с укором таращится. Почувствовала себя, словно муж с любовником застал.
Глупость несусветная, но стало стыдно.
— Ромашка, ты одна? — спрашивает Марк.
— Нет. Но я освободилась.
— Понятно. Не одна. С Романовым?
— Он уходит, но была с ним. Да, — рассказываю то, что вижу.
Мажор и правда ушёл. Сел в машину, зло хлопнул дверью, взревел мотор.
Взвизгнув покрышками, серебристая тачка уехала, в неизвестные дали.
— Ромашка, ты плачешь? — хмуро доносится из динамиков.
— Марк, забери меня, а? — прошу, жалко шмыгнув носом.
— Он что-то тебе сделал? — не сдаётся он.
— Нет. Не сделал…
Сама не знаю.
— Чётко, по делу, Ромашка. Говори, что произошло.
— Меня Илона пригласила на вечеринку, — отходя подальше от дома, прячусь в беседке.
На всякий случай. Глупо будет, пройдя через ужас ужасный, в виде прыжка, со второго этажа, и поцелуя, попасться отцу на глаза.
— Скажи, что не пошла…
— Пошла, — дрожу от холода.
Марк ругнувшись, слышу тоже хлопает дверью.
— Адрес какой?
Называю чудом сохранившейся в памяти адрес, сама устраиваюсь, как нахохлившейся воробей, на скамейке.
Юбка и топ совсем не греют.
— Марк, привези мне плед. Или куртку.
— Свою потеряла?
— Да там…так вышло… — Герц нервно заржал раньше чем успела договорить.
— Извини, — отсмеявшись, одумывается он.
— Да ничего. Я ее обиделась. Самой бы было смешно, если бы не было грустно.
— Я еду. Через двадцать минут буду. Постараюсь побыстрее.
— Хорошо. Я жду.
— Постарайся не влезать никуда, Ева, — прежде чем отключиться, просит Марк.
Посмотрев на погасший экран, провожу по нему, проверяя время.
Детское. Чего тогда темнеет?
Тёмные времена потому что настали?