Двойной стандарт

Они без слов обменялись рукопожатиями, Андрей озадаченно, участковый радостно. Бабуля, увидев постороннего, заторопилась к двери, на ходу повторяя фразу как попугай:

– Вы уж, Иван Сергеевич, поговорите, приструните. Поговорите, приструните, Иван Сергеевич.

На пороге она, повернувшись к ним лицом, вежливо попрощалась, слегка наклонив голову в кремовой беретке.

– У вас тут действительно очаг, хочется сказать, культуры. Интеллигентная бабушка, бывшая учительница, по-видимому, вы, Иван Сергеевич, почти Тургенев, – выплеснул лёгкую иронию на лейтенанта Хрусталёв.

– Не только учительница, но и бывший директор школы. А вот с фамилией разочарую вас – Гарёв, – поддержал игривость участковый, сравнение пикета с очагом культуры пришлось по душе милиционеру.

Они вышли из помещения, Гарёв начал закрывать дверь на ключ. Из узкой арки виднелся проспект, люди, идущие в противоположном направлении, бабушка, медленно двигающаяся на встречу с потоком. Вдруг в проходе показался молодой человек, он посторонился, пропуская на выход из дворика бабулю, и энергично направился к ним.

– Вано, ты куда собрался? – поздоровавшись за руки, он спросил Ивана Сергеевича, – а как же мой вопрос, мы же собирались его порешить.

– Игорёк, потом «порешим», хочешь, – пошли с нами, а нет – в шесть как обычно. Человеку помочь нужно, – и, повернувшись к Андрею, добавил, – ну что, идёмте, не передумали ещё?

– Да вроде нет. Это у вас срочные дела, – Хрусталёв кивнул на Игоря, уже спрятавшего руки в карманах чёрного пуховика китайского производства.

– Да какие дела, второй месяц длится турнир по шахматам, мы с Игорьком в нём участвуем, он хочет взять реванш, – пряча ключи в карман, ответил Гарёв.

– Представительный турнир? – уточнял Андрей.

– Представители – я и Игорёк.

Они двинулись по проспекту, Иван с Игорьком впереди, Хрусталёв за ними. Андрей шёл, рука в кармане крутила браслет, а его терзали сомнения, правильно ли он поступит, если прочтёт мысли участкового. Нерешительность основывалась на симпатии, которой он проникся к Гарёву, но зная по опыту общения с милицией, что этот контингент далеко не бессребреники, ему не хотелось разочароваться в Иване Сергеевиче. «Не буду торопиться, – решил он, – останусь во власти иллюзий, вон, какой чудесный проспект, как в Москве, в местной прессе так и называют: «Наш Арбат».

Он отбросил мысли сомнения, словно вытолкал из себя наружу, любуясь уличными красотами, стал прислушиваться к внутренней беседе двух полушарий.

«С цветной тротуарной плиткой хорошо придумали, глаз радует! – Нормально, не везде ровно, кое-где грунт просел, а так ничего. – Приятно идётся, пешеходная зона. Смотри, красота-то кругом: дома, казино, витрины и люди. – Ага, вижу …кони-пони… обёртка шоколадная, бычок в помаде, окурок с зубными отпечатками, бумажки, крылатки ясеня и клёна, целлофан. Крылатки, крылатки и целлофан. – Согласен, заметней чем на асфальте. – Вот, дозреваешь, а то: …сочные цвета фасадов зданий прошлых веков отреставрированы! За чей счёт? – Нельзя во всём плохое находить! – Вот ответь: у себя дома такое позволишь? – Ну, у себя конечно… – Ну да, ну да, экспорт с импортом не перепутать. – Неудачно! – Это почему же? – На экспорт – самое лучшее, чтобы купили ещё, ну, а импорт – по нужде, но чтобы употреблять можно. – Ну, если так, то да. А вот поверни медальку-то! Крутни! – Что верть-круть, круть-верть, всё одно! – А вот послушай: …они из себя только дерьмо и выпускают – на, боже, что нам негоже – а в себя родненького – только высший сорт! – А как же мы? – Мы – это кто? – Чё придираешься? Ну, «Я»? – А тебе не всё равно, дерьмо туда-сюда перекачивать, уже привык, сам знаешь, не хухры-мухры. – Ой, твои эти штампы достали… Публика-то дефилирует. – Словно в музее под открытым небом. И опять для этнографии, значит, подпортили: витрины, витрины и казино…»

В этот момент они пересекли улицу, «Арбат» продолжался дальше, но это уже другой участок. Иван, словно читая мысли Андрея, повернувшись, пояснил:

– Сначала – к «Книжке».

В ответ тот кивнул, кто в этом городе не знает книжный магазин у Театра юного зрителя. Его рука в кармане продолжала крутить браслет.

Плотный людской поток сам себя регулирует, выбираешь направление, подстраиваешься, и он несёт тебя, куда нужно. Выныривают отдельные образы и вновь пропадают, – калейдоскоп лиц. Надоест мелькание, – подними глаза, любуйся архитектурой, сейчас зима, нет уличных кафе, каштаны без своих крупных фигурных листьев, потому фасады зданий более доступны обзору. Если как художнику прикрыть глаза, прищурить, то серая людская масса течёт меж красно-коричневых берегов, и нет у неё ни конца, ни края, мы – галактика в русле Вселенной.

Много приезжих, праздношатающейся молодёжи, любящей на ходу пить пиво, даже сейчас, в декабре, встречаются такие. А летом почти у каждого молодого человека или девушки всегда руки заняты, бутылки и банки несут напоказ, в этом особый шик взросления и протеста (до огласки закона «О распитии спиртных напитков в общественных местах» было меньше – хотят надышаться воздухом мнимой свободы).