Двойной удар по невинности

Запоздало я вспомнила, что по прилету в Кельн сменила сим-карту на немецкого оператора, а русскую сунула в кармашек рюкзака. Выходит, она теперь тоже осталась у Клауса.

– Извини, мам, – я искренне чувствовала себя виноватой. – Я не думала, что ты будешь так беспокоиться. Я ведь сказала, куда я еду.

– Ага, сказала, – голос матери потяжелел и приобрел саркастические нотки. – К фрау Хильде. К бабке. Да какая она тебе бабка?! Я пыталась дозвониться до тебя битый час, чтобы ты не совершала ошибку. Рикард не твой отец! И никогда им не был!

Дыхание в моей груди застыло. Как же так?

Я ведь звонила матери перед тем, как полететь с Клаусом, и сейчас попыталась прокрутить в голове тот разговор. Все слова и ругань, которую отпускала мама в адрес баронессы Лихтенштайн. “Сумасбродная старуха!” “Да какая она тебе бабка?” “Расчетливая аристократичная стерва!”. Вот только в тот момент я все ее вопли восприняла совершенно иначе, а потом и вовсе положила трубку, чтобы не слушать возмущений родительницы.

– Выходит, ты все знала с самого начала, – пробормотала я, рассеянно оседая на пуфик, стоящий рядом. – Мам, так кто мой отец? Настоящий…

В этот момент я поняла, что раньше почти никогда и не задавала этот вопрос. Пока был жив отчим Леня, который дал фамилию и любил, как родную, отцом был он. А потом у матери было много разных мужчин, и тема отца вовсе стала молчаливым табу.

– Клаусом его звали, – после длинной паузы, пусть и неохотно, произнесла мать.

А я нервно икнула, а потом заржала, как лошадь, ей-богу! Долго не могла успокоиться, потому что накрывало. Истерикой, самой настоящей. Бывают же в жизни совпадения.

– Почему ты смеешься? – голос матери вновь стал обеспокоенным. – Лена, с тобой все впорядке? Хочешь, я приеду?

– Не надо, – отрезала, мгновенно успокаиваясь. – Все в порядке. Расскажи мне об отце. Каким он был?

Она вздохнула и едва слышно всхлипнула, явно погружаясь в какие-то свои воспоминания.

– Хорошим. Очень хорошим, – тихо поведала она. – Действительно любил меня, так же как и я его. Позвал меня замуж через несколько дней после начала нашего бурного романа, и я согласилась, не думая.

– А что дальше? Он тебя бросил?

– Нет, что ты, – я слышала слезы в голосе матери. – Он занимался конным спортом. И что-то пошло не так. Во время скачек Клаус упал… и шлем слетел… Доктора сказали, что он умер фактически мгновенно после удара. Не мучался.

В моем горле возник ком. Так, что даже проглотить не смогла. И дышать тоже. Сделала несколько попыток, прежде чем сумела вдохнуть полной грудью.

– Нам с тобой очень повезло, когда в моей жизни появился Леонид. И я уехала к нему в Россию.

– И даже записала мне его отчество, – пробормотала я, рассеянно осознавая весь масштаб пи*деца, случившегося в моей жизни.

– Он признал тебя дочерью, хотя всегда знал, что ты не его. Да и вряд ли тебе бы лучше жилось в России с именем Успенская Елена Клаусовна.

И тут я заржала второй раз. Потому что с таким ФИО только в цирке работать.

– С тобой точно все впорядке? – Опять переспросила мать. И я заверила ее, что со мной все преотлично, а после торопливо распрощалась и минут пять сидела, изучая свои ноги, на которых болтался браслет-подарок с паучком-висюлькой. Я совершенно о нем забыла…

Чем дольше смотрела на эту побрякушку, тем больше злости меня обуревало. Расстегнула застежку и с психами вышвырнула в дальний угол комнаты. Пусть там валяется, сейчас немного приду в себя, а потом и вовсе выкину. Или в ломбард сдам и все вырученные деньги перечислю в фонд… спасения тропических бабочек. Или кому там оказывала благотворительность Клаусовская мамаша? Чтобы все, принадлежащее их семье, с ними же и оставалось.

А потом сходила за сумкой, достала оттуда полароидный снимок и торжественно сожгла его над газовой конфоркой. Наблюдая, как фотография осыпается пеплом, точно так же как и мои чувства к Клаусу.

Следующий час я металась по квартире как угорелая, пыталась занять себя хоть чем-то, лишь бы не думать о нем. Не выходило.

Не помогла ни уборка, ни готовка. После я вытряхнула из сумочки остатки наличности – пятьдесят евро еще из тех, что фрау Хильда давала. Плюнула на все угрызения совести и обещания вернуть деньги. Будут моей моральной компенсацией. И пошла покупать себе телефон. Какой-нибудь самый простой. И новую сим-карту.

На удивление, полученных в обменнике трех с чем-то тысяч хватило даже на простенький китайский смартфон из числа тех, что так любят продавать сотовые операторы. Вернувшись домой, я откопала старую записную книжку, нашла контакт директора клуба, где работала, и набрала номер:

– Слушаю! – раздался голос Беликова с той стороны.

– Добрый день, Дмитрий Германович, – поздоровалась я. – Это Успенская.

– О, Лена! – обрадовался он. – Ты-то мне и нужна! Можешь приехать сейчас в клуб, есть работа, как раз для тебя.