Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Большевики не страдали недостатком решительности. Их продотряды свою задачу выполняли, принуждая крестьян к повиновению когда плеткой, а когда и пулей. Мужички отвечали лаской на ласку, и уже в конце 1920-го и в 1921 году в стране вспыхнула настоящая крестьянская война под требованиями: «Долой продразверстку!», «Да здравствует свободная торговля!», «Свобода для всех!», «Советы без большевиков!» В Западной Сибири, в Поволжье и на Тамбовщине были сформированы настоящие крестьянские армии и фронты. Восстания, по законам военного времени, Советская власть жесточайшим образом подавила. Так началась война между властью и деревней — началась, но не закончилась, ибо даже после «примирения» стороны друг друга не любили и друг другу не доверяли.

После введения нэпа первые годы прошли относительно спокойно. Мужик получил, наконец, то, ради чего он боролся, о чем столько веков мечтал — землю — и занялся мирным трудом. Спокойствию, кстати, немало способствовал Сталин, хитрый и умный прагматик, пожалуй, наименее идеологизированный и наименее радикально настроенный из всех большевистских вождей. Отношения с деревней он строил по принципу: «Не буди лиха, пока оно тихо». К 1927 году деревня более менее оправилась от последствий войны — куда скорее, чем город.

Тут массовая история делает хитрый финт, возводя начало коллективизации к 15-му съезду. Действительно, о коллективных хозяйствах на съезде речь шла. Более того, он даже официально взял курс на коллективизацию. Но… как на очень отдаленную перспективу, немногим ближе построения коммунизма. Коллективные хозяйства должны были вырасти из массы мелких собственников, вырасти очень нескоро, без всякого принуждения, путем только государственного регулирования естественных экономических процессов. Предложение левой оппозиции, в связи с экономическими трудностями о принудительном займе в 150―200 миллионов пудов хлеба у наиболее богатых крестьянских хозяйств, получило резкую отповедь. «Тот, кто теперь предлагает нам эту политику принудительного займа, — говорил Молотов — тот враг союза рабочих и крестьян». Каково сказано? А буквально через месяц — резкий поворот руля. Что же произошло?

А произошла очень простая вещь. Как уже говорилось, к 1927 году село более менее оправилось от последствий войны. Зашевелились рыночные механизмы. И крестьянин дал власти первый бой, получивший название «хлебной забастовки». В конце 1927 года зажиточные крестьяне и оптовые хлебные торговцы фактически прекратили продажу зерна государственным заготовителям. Произошло это совершенно неожиданно.

Мужиков понять можно. Им не хотелось сдавать зерно по низким государственным ценам, а хотелось продавать его по высоким рыночным. Кроме того, на эти деньги приобретать промышленные товары, а не держать их в кубышке. А денег давали мало, и товаров тоже не было. И вот, поскольку цены были низкими и на деньги все равно ничего путного купить было нельзя, мужичок и решил придержать зерно. Простая экономика.

А вот экономика более сложная. Именно тогда, в декабре 1927 года, оппозиция и предложила провести принудительный займ у 10 % наиболее богатых крестьян. Цифра эта возникла не на пустом месте. Это только статистически в стране было 20 миллионов производителей. На самом деле уже в 1926 году в руках 6 % наиболее зажиточных крестьян было сосредоточено около 60 % товарного зерна. Кроме них на хлебном рынке действовали оптовики-перекупщики, скупавшие зерно у мелких производителей, так что реально монополизация была еще выше. Интересы держателей хлеба были чисто шкурные: придержать его до весны, когда цены станут выше. Помните картинки из курса истории экономики — как во время жестокого экономического кризиса молоко выливают в реку, трактора запахивают в землю урожай, лишь бы удержать высокие цены, в то время, как в городах люди падают от голода? «Хлебная забастовка» — картинка из того же учебника.

А вот вам и политика. Именно в 1927 году резко возросла угроза войны. Одно время казалось, что она вот-вот начнется. Это только в кино мужик — дурак сиволапый, на самом деле богатый мужик и торговец, и за политикой следит, и газеты читает. Да и руководящие центры в стране, похоже, были, ибо уж очень мощные деньги из-за границы шли на работу против Советской власти. А «если завтра война», то куда лучше быть с хлебом, чем с бумажками, на которые и в мирное-то время ничего не купишь. Такой вот был расклад в 1927 году.

Запасов в стране, еще не оправившейся после гражданской войны, не было никаких, она стояла перед угрозой голода. Причем интересы мужика и страны были прямо противоположные: держателям хлеба голод был на руку, потому что, когда люди начнут падать на улицах, цены подскочат до небес, начнется прямой обмен, как в гражданскую. А в гражданскую, кстати, деревня неплохо прибарахлилась. О том, что горожанам менять нечего, все старое проедено, а нового не накоплено, об этом мужик не задумывался.

Он действовал в соответствии с экономическими законами, то есть чисто инстинктивно.