Двойные игры адвоката

Лиза вспомнила, как она довольно неаккуратно в разговоре со Светланой упомянула о черной вязаной шапочке, которая была на голове преступника в ночь нападения в парке. Катя путалась в показаниях, многого не помнила, но про шапочку на преступнике сказала сразу. Однако ни на месте происшествия, ни при Ушакове такого головного убора не обнаружили. Это казалось Дубровской странным. Еще страннее стало, когда вдруг через пару дней после ее разговора со Светланой шапка вдруг нашлась, и принес ее к следователю не кто-нибудь, а сам Аркадий. Мол, шапка зацепилась за ветку, и во время осмотра никто ее не заметил в пожухшей листве. Следователь приобщил вещественное доказательство к делу. Но Серебровский не был юристом и не догадался, что следователь осмотрит вещдок и найдет волос, который вскоре отправит на экспертизу. Конечно, выводы эксперта не стали утешением ни для Светланы, ни для Серебровского: волос не принадлежал Ушакову. Значит, это была какая-то другая шапка или та же самая, но утверждать, что носил ее именно Ушаков, было трудно.

Теперь, когда дело подошло к печальному финалу, Аркадий поспешил откреститься от бывшей подружки. Он представил дело так, что и он сам оказался жертвой женского коварства. Его подло обманули, подставили. Но Лиза понимала, что Серебровский лукавит. Быть может, он и не обсуждал план избавления от своей законной супруги со Светланой, но многие его поступки свидетельствовали сами за себя. Он бросил жену ради любовницы, проявил настойчивость в вопросе раздела имущества, покрывал преступников, даже не пожалел собственный джип ради того, чтобы все было шито-крыто. Что тут еще добавишь? Но Катино решение оставить преступников на растерзание своей совести, а не закона казалось ей слишком великодушным. На ее месте Дубровская… А что бы она сделала на ее месте? Боже упаси представить Мерцалова с кем-нибудь из ее подруг, обсуждающих расправу над ней! Бр-р, что ни говори, она не хотела оказаться на месте Серебровской! Она советовала Кате обратиться с заявлением в правоохранительные органы. Но, положа руку на сердце, Елизавета не знала, хватило бы у нее самой твердости довести дело до конца, окажись она в роли обманутой жены.

– Так чем вы теперь собираетесь заняться? – спросила Дубровская с улыбкой. – Наверняка будете писать книгу? Нет желания написать детектив?

Она еще помнила о намерении Серебровской создать литературный шедевр. Сейчас, когда у Кати исчезла необходимость посвящать время обслуживанию супруга, вполне возможно, она осуществит свою давнюю мечту. Пережитые страдания обнажают душу, обостряют чувства, мятущиеся чувства просятся на бумагу.

Катя покачала головой:

– Нет, об этом я и не думала. Хотя не буду зарекаться. Кто знает? Вдруг мои литературные амбиции все же возьмут верх и я снова захочу писать? Но пока я живу предвкушением другого важного события. – Она выдержала паузу. – Вы знаете, Елизавета Германовна, я возвращаюсь в школу!

Она сияла, и золотой лучик неяркого осеннего солнца зажег искорки в ее глазах. Жизнь продолжалась…