Двойные игры адвоката

Дубровская не стала копаться в причинах такого поведения потерпевшей. Должно быть, у Кати были тому свои объяснения. Но Елизавета – не семейный терапевт, и, стало быть, вытаскивать скелеты из домашнего шкафа – не ее задача. Ей нужно помочь Ушакову. Если, конечно, еще что-нибудь можно для него сделать.

Катя встала со своего места. Она медлила, не решаясь уйти, хотя, как казалось Лизе, они обсудили все, что могло заинтересовать потерпевшую.

– Какие чудесные утки, – сказала она вдруг, подойдя к низкому шкафу, на котором стояли две стильные фигурки уток. Этот подарок Лиза получила на новоселье в новом офисе и сначала все никак не могла придумать, как их использовать. Фигурки были массивными, с большими полостями, в которых предполагалось что-то хранить. Воображение не подсказало Дубровской ничего лучшего, чем использовать уток как вазы для конфет.

– Можете угощаться, – великодушно предложила она гостье. Стрелки на часах показывали уже пять. Дубровской следовало поторопиться, чтобы успеть на вечернюю прогулку с малышами. Кате Серебровской торопиться было некуда, разве что домой, готовить мужу ужин.

– Спасибо, я не люблю конфеты, – ответила Катя, продолжая гладить уток по полированным носам. – Должно быть, мне пора идти. Я и без того уже злоупотребила вашим временем.

Дубровская не стала ей возражать. Ей было жаль эту усталую женщину в нелепом ярком костюме, словно взятом из гардероба подруги. Она знала, что, выйдя из адвокатского кабинета, Катя сядет в машину и поедет домой к мужу, которого по неизвестным причинам еле выносит. Она будет варить обед, но не потому, что ей хочется порадовать его и себя саму вкусными блюдами, а потому, что так надо. Потому что она хорошая хозяйка, и все вокруг это знают. Она мечтает о кабинете, где могла бы писать романы, но сама уже давно отказалась от этой идеи, потому что многим вокруг это покажется странным, немного сумасбродным. О чем может поведать миру усталая домохозяйка? Если у нее был шанс, то она его упустила. Давным-давно она была другой: смешливой, озорной, с огоньком в глазах. Где та девчонка? Куда она делась? Ответа нет. Как нет ни малейшего проблеска улыбки в блекло-голубых глазах.

– Мне нужно еще успеть по одному делу, – соврала Лиза, не желая обидеть гостью своим демонстративным желанием от нее избавиться. – Поэтому мы можем выйти вместе.

Она выключила компьютер, закрыла жалюзи. В кабинете с постерами в английском стиле стало сумрачно. Женщины вышли из офиса одновременно. Они не стали прощаться, как закадычные подруги. Дубровская вежливо кивнула, улыбнулась и, полагая, что все церемонии выполнены, поспешила к автомобилю. Устраиваясь на сиденье, заметила в зеркало заднего вида, что Катя садится в «Мини-купер». Елизавета подумала, как не соответствует внешний вид игрушечной машинки облику ее владелицы. Если у Аркадия Серебровского и был вкус на вещи, то подарки жене он выбирал довольно странно. Хотя, возможно, в этом не было дурной подоплеки. Просто ему до смерти хотелось разбавить свою жизнь яркими красками. Его ли вина, что они совсем не подходили его второй половине?

Глава 11

Катя проследила за тем, как Дубровская, махнув ей на прощание рукой, уехала. Она вздохнула, понимая, что адвокат торопится домой, к мужу и детям. Несколько раз в течение разговора она замечала, что ее собеседница бросает взгляд на часы. И хотя в ее кабинете не было рамок с детскими фото, которые любят ставить на своих рабочих столах женщины, Екатерина все же заметила в автомобиле адвоката два детских кресла. Это означало лишь то, что у Дубровской не менее двух детей, и с точки зрения Кати она счастливица. Сама Серебровская детьми так и не обзавелась, хотя Аркадий ей неоднократно обещал, что они у них обязательно будут.

Катя смотрела сквозь пыльное лобовое стекло на улицу, но видела перед собой не поток машин, стремящихся по проспекту в сторону центра. Перед глазами бежала пестрая полоса прожитых лет, как кадры в кинематографе. Она с удовольствием остановила бы эту цветную ленту и попыталась даже отмотать обратно, но прошлого не вернешь, и то, что сделано, уже не перепишешь на чистовик. Серебровская пыталась определить для себя момент, когда все пошло наперекосяк, когда она впервые почувствовала себя несчастной…