— Но ты ведь толковый парень… И учителя тебя хвалят. И в офисе все тобой довольны. Ты легко поступишь. А после пар будешь приезжать ко мне в офис на работу. Оклад тебе для начала дадим стандартный, но, если постараться, появятся и премии, и процент к зарплате. Ты сразу начнёшь жить самостоятельно, и, уж поверь, сможешь позволить себе гораздо больше, чем твои одноклассники в ближайшие пять лет.
Петя невидящим взглядом сверлил пролетающие за окном дома. Он так и знал, что отец будет соблазнять его деньгами. И это действительно звучало здорово. Петя мог бы снять квартиру. Дарить Вике цветы. Интересно, она любит цветы? Или ей лучше подарить абонемент на уроки стрельбы из лука? Петя хмыкнул, и отец, видимо, принял это за добрый знак и продолжил немного твёрже:
— Пойми, сейчас тебе кажется, что жизнь — это легко и ты сможешь всё сам. Но поверь человеку, который прокладывал себе путь к хорошей жизни огромным трудом, прогрызал зубами, — это не так просто, как ты думаешь. И не так быстро. А у тебя уже всё есть. Я всё подготовил. И ты хочешь так легко от этого отказаться? От всего, что я строил столько лет, зная, что мой сын однажды встанет со мной рядом и продолжит моё дело? Наше
Петя почувствовал, как за рёбрами разливается чувство вины. Отец раньше не говорил ничего такого. Петя и не догадывался, как для отца, оказывается, важно, чтобы сын помогал ему вести дела. Он снова заёрзал, не зная, что сказать. Петя представил себя в той жизни, которую ему на блюдечке предлагал отец: всегда шикарный костюм, водитель, секретарша, огромный загородный дом, дорогая машина, на которой он ездит на работу, а там совещания, документы, вечно горящие сроки, партнёры по бизнесу, командировки… В горле стало сухо. А потом Петя представил себе другую жизнь: вот он сидит за ударной установкой и пятый час репетирует со своей группой. Или записывает песню в студии. Вот они выступают в небольшом камерном клубе, и все танцуют под ритм, который задают его, Петины, руки, бьющие по барабанам. После концерта они фотографируются с желающими, Петя улыбается, смеётся, шутит. И — от следующего видения сердце Пети подпрыгнуло — здесь рядом с ним есть Вика. В предыдущей версии его жизни он не мог её представить, но здесь она была везде — стояла в первом ряду во время их выступления, сидела рядом на репетиции, он учил её играть на установке, а она вместо этого лупила его палочками по рукам. Петя знал, что ни один из вариантов не обойдётся без трудностей и стресса, но на одном пути он будет замученным и злым, а на другом — счастливым и свободным. Живым. Поэтому он сказал отцу единственное, что мог.
— Прости меня. Я не могу.
Отец вздохнул.
— Не могу поверить, что мой сын, талантливый умный парень, готов променять всё, что я… всё, что
— Мне всё равно! — Петя почувствовал, как гнев накрывает его горячей волной. И в этот раз он позволил гневу говорить за него. — Ты собирался выслушать мою позицию, а сейчас снова её не принимаешь. Знаешь, что? Мне плевать, что ты не одобришь! Так же как тебе плевать на то, чего хочу я. А я ненавижу твою фирму, ненавижу документы, совещания, офис, и больше всего я ненавижу юридический, на который ты меня отправляешь. Я люблю музыку, ты понимаешь? И хочу заниматься только ею, потому что когда я играю, я живу! Я что-то контролирую. А когда я представляю, что перестаю играть, совсем перестаю, внутри меня появляется чёрная дыра с твоим профилем. Я сразу превращаюсь в Сына Певцова, в твою бледную тень, которую замечают только из-за фамилии. Я не хочу быть тобой. Я хочу сам чего-то добиться и чего-то стоить. Без твоих знакомств в юридическом, без офиса, без тебя!
Петя замолчал и перевёл дыхание. Отец, не отрываясь, смотрел на дорогу. Они свернули с центральной улицы и выехали на небольшой проспект. Чуть вдалеке уже виднелось стеклянное здание с эмблемой академии, горящей ярким неоновым светом. Петю колотило, но он смог заговорить снова, и голос его прозвучал неожиданно ровно:
— Я совершеннолетний. И могу делать всё, что захочу. Я буду поступать к Зиновьеву.
Отец, скривившись, снизил скорость и, покачав головой, едко сказал:
— Может, и хорошо, что мама этого не видит. Она была бы тобой
Слова прожгли Петю насквозь. Отец, казалось, тоже осознал,