Двойные листочки (СИ)

В понедельник Ваня титаническим усилием заставил себя встать рано. Он опять почти не спал. И продолжал при любом уведомлении телефона испытывать раздражающую надежду. Чего ждало его глупое сердце? Яна ему не напишет. Никогда.

Он приплёлся в школу к восьми и направился в музыкальный класс с огромной неохотой. Певцов, конечно, был прав, музыка отвлекает, но для этого нужно начать играть, а Ваня никак не мог заставить себя это сделать всю ту неделю, что прогуливал школу. Гитара ему теперь тоже напоминала о Яне. Он играл первый аккорд и сразу мысленно переносился в кабинет русского, где она сидела напротив него и смотрела горящими глазами. Чтобы не изнывать дома и не лезть на стену, Ваня выходил на улицу и просто шлялся по городу, пока в наушниках играл самый агрессивный рок, который только был в его плейлисте. Он понимал, что это ужасное решение, но просто не мог заставить себя делать что-либо ещё: при мысли о школе и об уроках русского с Карловной у него начинался приступ тошноты и удушья. Но в конце концов, когда Певцов ему позвонил и неожиданно упомянул маму, у Вани как будто спала пелена — что же он делает? Мама будет в ужасе. Он поступал в эту школу прежде всего ради неё, а теперь… Никакое разбитое сердце не может быть оправданием, если он подведёт её и вообще никуда не поступит, ещё и вылетит из школы за три месяца до экзаменов.

Так что в понедельник Ваня зашёл в кабинет музыки с гитарой на плече. Певцов уже готовил оборудование. Они приветственно сцепили руки в замок, Ваня достал из чехла гитару, покрутил колки, невероятным усилием воли изгнал из головы Яну, тут же возникшую перед глазами в первом ряду актового зала, и быстро пробежал пальцами по струнам, разминаясь. Петя тоже разыгрался, после чего они посмотрели друг на друга.

— AC/DC? — спросил Петя.

Ваня кивнул, и они заиграли песню, которую исполнили во время украшения класса к Новому году. Ваня остановился через три аккорда.

— Давай другую.

Они вместе полистали Петин плейлист, который до смешного точно повторял Ванин собственный, и вместо «Thunderstruck» выбрали «Back in Black», партии которой оба знали наизусть. Они сыграли песню от начала до конца, несколько раз прерываясь и ловя упущенный ритм. Ваня понимал, что играет он неважно, но поделать ничего не мог, руки его сегодня слушались плохо. Он был благодарен Певцову за терпение и за то, что не осыпал Ваню потоком ругательств каждый раз, когда тот ошибался на ровном месте. С другой стороны, может, как раз это и нужно было Ване, потому что сам он чувствовал себя абсолютной размазнёй, и даже бодрый музыкальный мотив не помогал ему сегодня собраться. Парни прогнали песню ещё несколько раз, прежде чем в кабинет зашла Вероника Николаевна и сказала, что скоро будет звонок, и ей нужно приготовиться к уроку.

Как и намеревался Певцов, парни вернулись к инструментам на большой перемене. В этот раз Ваня уже не испытывал приступы тахикардии каждый раз, когда дёргал струны, и игра пошла бодрее. Ваня с ужасом предвкушал урок русского, но Карловна дала им контрольную, так что занятие, слава богу, прошло в звенящем молчании. С литературой повезло меньше. На дом им задавали учить стихотворения поэтов Серебряного века, и училка, хищно прищурившись, вызвала Ваню к доске первым. И устроила самую настоящую публичную пытку. Как только Элле Карловне казалось, что Ваня выбирал неподходящую интонацию, или когда он вспоминал следующую строчку дольше двух секунд, она прерывала его и заставляла начинать сначала. Спустя двадцать минут попыток ответить Есенинское «Письмо к женщине», Элла Карловна в очередной раз рявкнула:

— Заново!

Голос её сочился злорадством. И Ваня не выдержал.

— Покажите, как надо.

Карловна приподняла бровь.

— А чего тут показывать, молодой человек? Вы уже не в третьем классе. Надо медленно, с выражением и наизусть. — Карловна хлюпнула чаем и махнула головой в сторону Ваниной парты. — Садись уже. Два. Надо было сразу сказать, что не готов, и не унижать память великого поэта своими жалкими попытками.

Гнев заклокотал где-то на уровне горла, и Ваня процедил с ядовитой усмешкой:

— Не унижать поэта? С радостью это сделаю. Как только вы перестанете унижать учеников своим псевдо-преподаванием.

В классе и так было тихо, но после этой фразы тишина стала просто оглушающей.

— Псевдо-преподаванием? — со змеиным прищуром переспросила русичка.

Ваня кивнул. Он это сказал, и терять ему уже нечего.

— Вы нас не учите, только спрашиваете. Стихотворение я знаю. Покажите, как вы хотите, чтобы я его рассказал, я так и сделаю.

Русичка поднялась из-за стола и елейным тоном, от которого сморщился весь класс, проговорила:

— Пойдём-ка со мной, молодой человек. В этом кабинете ты сказал достаточно. Дальше директору будешь рассказывать.

Карловна молча вышагивала рядом по коридору и злорадно сопела. Когда они с Ваней спустились на первый этаж и подошли к кабинетам администрации, она дважды стукнула в директорскую дверь, после чего распахнула её и чуть ли не втолкнула Ваню в кабинет.