Двоюродная жизнь

Однажды перед выходом на какое-то большое общесемейное торжество Джо Лэмптон говорит своему сыну:

– Ну, давай, надевай свой лучший костюм, и едем к дедушке.

А совсем юный сын, странно глядя на него, едва удерживаясь от усмешки, отвечает:

– У меня нет лучшего костюма, папа…

Джо Лэмптон покрывается испариной. Он все понимает. У джентльмена нет «лучшего костюма», у джентльмена (а тем более у аристократа) все костюмы лучшие, в любом можно поехать на любую встречу; «лучший костюм» – плебейское выражение, только плебеи, low middle и working class ходят черт-те в чем, а в церковь и к дедушке на юбилей надевают тщательно хранимый в шкафу «лучший костюм»…

Но самое главное – он понимает, что для сына, для своего любимого и родного сына, он, его отец, – тоже плебей, бедняк, working class.

Грустно. Но жизненно.

Пространство. Истинное происшествие

3. ПРОСТРАНСТВО. ИСТИННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

Был детский праздник, день рождения девочки-третьеклассницы. Гостей, нескольких мальчиков и девочек из ее класса, прямо после уроков привезли домой к имениннице. Чай, пироги, конфеты, игры. А потом, часам к шести, родители приехали забирать своих детей. Конечно, для родителей тоже накрыли чайный стол.

Мама одного из мальчиков, стоя в прихожей и снимая пальто, сказала:

– Спасибо, с удовольствием чаю выпью, но только недолго у вас посижу, нам еще ехать домой целый час! – и объяснила, что они постоянно живут на даче, то есть, точнее говоря, в загородном доме. И добавила: – Потому что там у нас пространство! Я вообще-то считаю, что если квартира меньше двухсот метров, то это вообще не квартира.

– Я отзываю свое приглашение, – вдруг сказала хозяйка, то есть мама именинницы.

– Какое приглашение?

– Я раздумала поить вас чаем, – объяснила хозяйка. – И заходить в квартиру не приглашаю тоже. У нас квартира всего девяносто метров. Увы, увы, увы.

4. ПАРАДОКСЫ ПОРЯДОЧНОСТИ

Когда мы в студенческие годы собирались, то, разумеется, выпивали и закусывали вскладчину. Иногда заранее договаривались, иногда все получалось само собою. Но всякий раз в общем и целом хватало и выпивки, и закуски к ней.

Вдруг один мой приятель назвал нашего общего друга халявщиком. Не в лицо, разумеется. Нет, это он мне сказал назавтра в разговоре.

– Ты что! – я даже руками всплеснул. – Ты что-то путаешь! Наоборот! Мы-то приносим портвейн и водку за три рубля, а он всякий раз бутыль коньяку пять звезд или вообще «Ахтамар» какой-нибудь! А то и две бутыли! И конфеты шикарные.

– То-то и оно, – сказал приятель. – У него отец врач, профессор, ему больные что ни день таскают. Вот он у папаши из бара и тырит, он мне сам признавался.

– Ну и что?

– А то, что мы нашу скромную водочку или портвейн на свои покупаем, на кровные. Бывает, экономим и выгадываем! А ему это даром достается! Он ни копейки не тратит!

– Да какая разница?

– Огромная! Мне кажется, это нечестно. Непорядочно…

Я долго думал об этом.

Но так и не придумал ничего.

много загадок – отгадка одна Избирательное сродство

Давным-давно у меня были соседи, двумя этажами выше, Валентина и Павел. Она была переводчицей, а он работал в каком-то очень закрытом НИИ, кандидат технических наук. Валя была маленькая, тоненькая, а Паша наоборот – крупный такой, даже слегка полноватый. Он был не очень высокий, метр восемьдесят самое большое, но рядом с Валечкой-статуэточкой казался просто громадным. И еще у него была привычка носить кепку. Такую вот «пг’олетаг’скую кепочку», как у Ленина; с костюмом и галстуком это забавно смотрелось, но в том ли дело? «Какая красивая пара!» – говорили, бывало, соседи, когда Павел распахивал перед молодой женой двери подъезда, тащил тяжелые кошелки, а в дождь и вовсе брал ее на руки и переносил через лужи.

Хотя на самом деле ничего красивого. Валя ненавидела Пашу лютой ненавистью, неизвестно за что – Паша тайком жаловался.

«Что я ей сделал? – тосковал он, сидя на лавочке и вертя на пальце свою ленинскую кепку. – Я ей так, и этак, Валя то, Валя сё, а она хочет развестись! А у нас ребенок! Ты же знаешь!»

Конечно, я знал, потому что мы с Пашей вдвоем выгуливали наших дочерей во дворе.

«Деньги-карьера? – спрашивал я. – Или ты ее подружку трахнул? Или у нее кто-то завелся?»

Паша клялся, что ничего подобного. На Валечку он надышаться не может, она у него одна навсегда, и никто у нее не завелся, она занимается техническим переводом на дому, к ней курьер, женщина, приезжает привезти-забрать, а что касается карьеры и зарплаты, то Паша показывал свой партбилет, сколько он взносов платит – ого-го! – и говорил, что у него докторская будет через год, и у всей их группы Госпремия, считай, в кармане. На будущий год железно обещали. «А она просто видеть меня не может!»

«Ты извини, – говорил я. – Ты меня очень извини, друг, но тут, наверное, секс. Наверное, ее что-то в сексе не устраивает. Чудес не бывает».

«Секс? – возмущался Паша. – Это ты меня извини, она три раза это самое за мой один! И потом еще раз так же. Итого шесть».

«А вдруг ты ее как-то слишком донимаешь сексом? Утомляешь?»