Двоюродные братья

Под солнцем запоздавшей весны — белый плакат на облезших стенах рассеял по городу горячее беспокойство. Плакат кричал: «Хорошая оплата! Требуются рабочие всех специальностей для работы в Берлине на всем готовом. С жалованьем к тому же. Комендант».

Комендантом был немец, носивший типичную немецкую фамилию. Город знал его и помнил по одному объявлению, в котором он призывал крестьян палками отметить картофельные ямы, дабы военные маневры не затронули картофеля. Крестьяне послушались, а немецкие солдаты по этим шестам откопали картошку. Город долго помнил комендантскую хитрость, но теперь он был озабочен новостью.

В рабочую столовую принесли кипу анкет для рабочих, желающих ехать в Берлин. Илья с Шией были знатоками немецкого языка и латинскими буквами вписывали еврейские имена. А когда, все было закончено, Илья вытащил две анкеты, написал на обеих свое имя серьезно и вдумчиво просмотрел, какая из них лучше и четче написана, а худшую порвал.

Под вечер комната Шие, как всегда, была наполнена молодежью и папиросным дымом. Шие лежал на кровати.

— Ехать мне или нет?

— Езжай, все мы едем.

— Записаться электромонтером или кассиром? В кассирах они нуждаются?

В дверь постучали. Всем было известно, кто стучит. Они уже привыкли к девушке, все же сначала осмотрели себя и ответили скопом:

— Войдите!

В легком белом платье вошла Лия.

— Этого уж я совсем не ожидала. Целый вечер я вчера ссорилась с папой, а мама, плакала... Оказывается, что женщин не записывают на работу. Из студенческого союза вчера уже послали протест. А вы, Шие, едете?

— Да.

Парни обрадовались. Молодец Шие! Теперь они почувствовали, что Шие Шустер тог же, что и прежде, что он принадлежит им больше, нежели Илье, больше, нежели этой девушке в белом. Теперь они знали, что и Шинну прямую и простую дорогу тоже может кто-нибудь пересечь. С каждым новым товарищем в первый день Шие чувствует себя стесненно и говорят обдуманными и спокойными словами, но уже на следующий день Шие кажется, что тот его давнишний товарищ, и он начинает говорить своим прежним языком, и новый знакомый начинает ему подражать.

В рабочей столовой с нетерпением ожидают хороших условий Берлина. Все лучше одеты, побриты, все подтянулись, словно нет голода, надежда заглянула в эту комнату с ее тусклыми стенами.

День отъезда приближался.

Однажды вечером Шие сказал Лие:

— Вам пора вступить в Бунд.

Лия устремила на него глаза с удивлением, тревогой и неуверенностью.

Тихим и как бы ослабевшим голосом она сказала:

— А разве вы меня еще не приняли? А я думала...

* * *

Было это утром. Шие еще спал. Солнце наполнило улицы утренним шумом. Стук в дверь разбудил Шие. Он вскочил и увидел рыжего жандарма с острыми закрученными усами.

— Шие Шустер! Ты едешь в Берлин.

На улице многие толпились с котомками на плечах. нетерпеливо ожидая остальных. Их окружали тесным кольцом немецкие жандармы.

Прибывали новые люди. Они пришли на двор полицейской комендатуры. Двор со всех сторон был окружен высокими зданиями, у стен их стояли полицейские. Люди переговаривались, весело смеясь.

До вечера просидели они во дворе полицейской Комендатуры, усталые от ожидания, изморенные дневной жарой.

— Пускай уже везут... Они двигаются, как настоящие пруссаки, — говорили они.

Вечером их окружили вооруженные солдаты и повели по городу. Люди забыли об усталости.

— К вокзалу, к вокзалу!

Но они увидели, что дорога ведет не к вокзалу, и закричали:

— Ребята, бегите... Ведут в желтое здание.

Однако для того и сопровождали немецкие солдаты, чтобы нельзя было бежать. Раскрылись тюремные ворота...

ЗДОРОВ И ГЛУП

— Вот тебе и Берлин! — протянул Шие.

С котомками и мешочками все стояли на большой площади за городом. Вокруг раскинулись леса и поля, виднелись крестьянские хаты.

Усталые и встревоженные, с красными заплатами и черными номерами на них, стояли люди подле своих жилищ — деревянных сараев, окруженных двумя рядами проволочных заграждений.

— Берлин... Что вы скажите про Еков⁹. И поддались же мы на эту ловушку... Еке — вор, сгори он.

Вошли в сараи. Илья высказал свои соображения:

— На первом этаже нар тебе сверху отравят существование... Евреи мастера на этот счет. А чтобы влезть на третий, нужно иметь лестницу и общественные ноги.

Потом повернулся к Шие.

— Здесь, кажется, все свои парни... Кто здесь члены профсоюза?

Растянулись на нарах, чтобы отдохнуть от трех суток тюрьмы, где в тесноте и давке лежали друг на друге.

Под вечер пришел унтер-офицер и сказал, что чем прилежнее будут работать, тем больше станут платить. Пока дают тридцать пфеннигов в день, а после... посмотрим... Он должен еще добавить, что при усердной работе удастся скорее закончить шоссе и всех отпустят домой. А теперь пусть идут пить кофе... Понятно?

В этот вечер люди узнали, что значит немецкий кофе без молока, узнали, что немецкий горький кофе пьют и без сахару.

От сарая к сараю бежит дежурный немец и выкрикивает:

— Вставать!

Этот голос воем знаком. Во сне кажется, что этот голос всю ночь кричит под дверью. Люди приподымаются, но, измученные, снова падают и засыпают. Тогда немец колотит их палкой.