Двоюродные братья

Он говорил, как всегда, мягко и сердечно. Она Прислушивалась к тому, как звучит его голос, пропуская мимо слова. Поняла только, что разговор — о книге. Вечером он принес книгу.

— Эта книга рассмешит вас...— И не то в шутку, не то всерьез добавил: —Я читал ее, и мои товарищи также... Правда, Вация, хорошая книга?

— Да, да, Шолом Алейхем...

Майка взяла книгу, а Янкель Шевц со своими сапожниками спустился вниз по улице, об’ясняя им на свой лад сущность исторического материализма.

— Глубоко, очень глубоко и в особенности большой смысл...

Польские сапожники немногое поняли, им к тому же надоело, слушать, они прервали беседу и поспешили на соседнюю улицу в пивнушку. А за пивом Вация говорил:

— Ты, Янкель, читал много и многое понимаешь, но рассказывать ты не умеешь. Вот я знаю меньше тебя, но язык у меня поворотливее. Но ты порядочный еврей,— может быть, даже лучший еврей. Ты ведь знаешь, Янкель, что я против евреев ничего не имею. Ты же лучший, и, наверное, этот, этот... из твоих еврейских книжек, хотя я не знаю, пролетарий ли он. Но когда ты утверждаешь, что ППС — лживая партия, ты не нрав. Каждая нация должна иметь свою партию. Вы — еврейскую, мы — польскую. А интернационал об’единит... Сколько еврейских сапожников насчитаешь ты в нашем союзе?

— Тоже доказательство, — отвечал Янкель. — Что это за доказательство? Ты бери глубже. Человек всегда должен копать глубже, на то лопаты имеются, человек должен видеть до основания...

Но его перебивали:

— Вация неправ. У него, как говорит Янкель, мысль наизнанку. А сколько наших сапожников в еврейском союзе? Ни одного.

— Тогда мы квиты! — заявлял Вация, наливая стакан пива.— Выпьем за ППС и за Бунд.

— Не доживут они до этого,— кричал Янкель.— Что ты приплетаешь Бунд, сколько раз говорил я тебе... Я — интернационалист, я — большевик, пей и давись.

Пили все. Домой шли веселые, обнявшись.

На следующий день Янкелю хотелось узнать, смеялась ли Малка, читая книгу. Ему казалось, что он должен утром встретить ее смеющейся. Она не смеялась.

— Я это когда-то читала... Я Переца тоже читала,— сказала она серьезно.

— У Переца ложная философия, опасная философия. Правда, смышленая голова...

Вечером он намекнул, что у него имеются и совершенно другого типа книжки.

— Я когда-то и такие читала...— Подумав, добавляет: — Принесите...

Вечера у нее свободны, но они пропадают, никто к ней не кодит, и она — ни к кому, нет смысла заниматься книгами. Она считает, что достаточно обманывала себя такими книгами в молодые годы. Отказать же она не может, не хочет обидеть соседа. Он сердечный человек, дружески встретил ее, помог и научил работе. К тому же, когда он говорит, то все мысли отражаются на его лице.

Дома Янкель долго перекладывал книги, не находя нужной. Когда жена его застала за, кипою книг, ее лицо выразило удивление, она широко раскрыла глаза.

— Что-нибудь случилось, Янкель?

Она смотрела на запыленные Книги, годами лежавшие без дела. Она помнит, что когда-то эти книги были спрятаны на чердаке. Когда муж; доставал ту или иную книгу, она стояла у дверей и никого не впускала в дом. Со времен войны к мужу никто не приходил, и он не лазил на чердак. Что же теперь случилось? Пришел кто-нибудь? Она знает, что ее муж принадлежит к партии, у которой в Петербурге и в Одессе тысячи членов, здесь же в городе их всего восемь человек. Она даже знает, почему Бунд все захватил. Ведь из восьми человек остался на работе только один — ее муж, остальные на войне, в России или в тюрьме.

— Что-нибудь случилось, Янкель?

Она внимательно выслушала мужа и возбужденно заговорила:

— Ты с ней два слова сказал и уже тащишь ей книги, а кто она, ты знаешь? Каждый раз говоришь ты, что знаешь человека, и сколько раз ты обжигался.

Она знает, что ничем не поможет. Она считает мужа упрямцем, но тут же припоминает:

— Она жена Ильи... Боже мой, бывшая моя подруга. Пусть она придет. Ты увидишь, что и как.

На другой день Янкель возвращался с работы вместе с Малкой, и в фабричных воротах они столкнулись с шедшей им навстречу женой Янкеля.

Бывшие подруги узнали друг друга.

— Как давно... Муж мне рассказывал, я просила его, чтобы он позвал вас к нам, но он разве это сделает?

— Почему, почему же?— перебил Янкель. — Я звал.

Малка пошла с ними. Дома у Янкеля все показалось ей свежим и новым. Сидят муж, жена и дети у стола,— так давно она уже этого не видала. Она ощутила теплоту и новизну, ей захотелось о многом подумать, ни о чем не говоря. Думать она здесь не могла, а говорить должна была. Она обещалась притти.

Она побежала после работы в детский дом. Взяла на вечер детей к себе, усадила их за стол.

Ей, однако, стало скучно, и она отвела детей назад в детский дом, а сама пошла к Янкелю..

— Как давно, как давно мы сами были детьми,— растрогалась жена Янкеля,— годы бегут, и задержать их нечем. Что получается из того, что Янкель трижды на день кричит, что Бунд не годится? Ничего.

— Для вашего мужа это не новость. Он давно воюет с Бундом.

— Ой, что вы говорите... Бунд, действительно, фальшивая партия, чего только Янкель не рассказывает.