Двоюродные братья

Илья ничего не ответил, он твердо решил. Быстрыми шагами направился он к площади с проволочными заграждениями, ему чудилось, что он слышит шаги постового, и все в нем дрожало.

Илья, подождите! — догнала его Лия. — Илья, я приготовила квартиру... это у одной вашей знакомой.

Она ждала, что он спросит, кто эта знакомая, но он молчал, и она продолжала.

— Она с вами мало знакома, но она помнит вас. Вы организовали забастовку у ее отца.

— Дочь Зальцмана?

— Да, привет вам, она хочет вас видеть.

* * *

На утро пришел новый постовой и от испуга выронил винтовку. У ворот лежал мертвый солдат. В проволоку были вплетены две веревки, болтавшиеся на ветру, а между проволоками зиял широкий проход.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

ПОДРУГИ

Она все еще стояла с газетами на перекрестке. Каждый день она выкликала новости на старых знакомых улицах, чужие, холодные новости. Лицо же ее оставалось неподвижным и окаменелым. Она не заглядывала в карманы прохожих, где звенели пятаки, как это делали газетчики на других улицах. Она еще покуда никому не поведала (да и некому было), что еще день, от силы два она будет бегать в мужских сапогах и выкрикивать новости на улице, считающей ее такой же своей собственностью, как дома и фонари.

Часто ранним утром она стояла в длинной очереди у мармеладной фабрики. Она ждала, когда дойдет ее очередь. Правда, до нее еще очередь не дошла, но ей уже обещано, что вскоре она проникнет в ворота фабрики и будет выделывать из зеленых, кислых яблок сладкий, густой мармелад.

Улица не ждала такого превращения.

Знакомые, товарищи давно повторяли мнение, которого никто не хотел опровергнуть:

— Ее уже засосало. Она уж вечно так и будет шляться в старых Ильиных ботинках... Пропащий, совсем пропащий человек...

И те, которые любят вместо одного слова говорить два, еще добавляли:

— Что может думать такой человек, когда вспоминает прошедшие годы? Она ведь когда-то была совсем другой!

Для этих Малкиных знакомых было бы неожиданностью, если бы перекресток перестал кричать о ней, прохожие понесли бы свои пятаки на другой угол. Пока еще Малка была для всех неотъемлемой частью улицы. Сама она, однако, начала по-новому оглядывать эту улицу, по-новому замечать людей. Сюда, на улицу, она пришла на время — и осталась по нужде надолго. Она сама колебалась: она может и полы мыть, и белье стирать, и тогда улица не узнает, что в ее кармане делается. Карманы не имеют окон. Предпочла она все же улицу. В течение долгих дней она копила негодование и ярость, с этим вышла она на перекресток.

Она хотела, чтобы каждый ее крик оглушал Илью, чтобы товарищи пугались ее крика и чтобы Илья опускал глаза.

Первый день Илье, действительно, Казалось, что все перекрестки смотрят на него злыми и острыми углами. Но это продолжалось всего один день. Он забыл об этом, так же, как и о многом другом, и обрел равновесие. Товарищи думали об этом много больше. Все они хорошо знали и помнили Малку тех времен, когда она легко несла свои широкие мужские плечи, круглое светлое Лицо и немного больше мяса и неподвижности, чем полагается девушке. Не только товарищи, но и владельцы магазинов знали ее тогда.

— Вы видите... Она — товарищ из бюро, да хранит нас судьба от ее рук.

Эти руки во время одной демонстрации стащили казака с лошади. У казака вился мягкий чуб, за этот чуб Малка стащила его с лошади и столкнула его в канаву. У казака стояли на глазах слезы не то от ушибов, не то ют стыда. Он бил свою лошадь и кричал на всю улицу:

— Опасная баба... Может, она вовсе и не баба.

Улица была пуста, и только из окон доносился смех.

Всей своей горячей кровью верила Малка во вражду пролетариата и капитала. Ненависть она чувствовала не к капиталу «вообще», но конкретно К каждому городовому и хозяину. Она была в Бунде своим, верным человеком, и только один недостаток находил комитет в ней: она не умела сохранять конспирацию. Слишком горяча ее кровь, а руки слишком энергичны. Надо остерегаться чужих и не кричать повсюду: «мы работницы-борцы»... Она себя сдерживала. Впервые придя на собрание городского коллектива, она встретила Илью. И он — представитель комитета — ознакомил ее с принципами конспирации. Он провожал ее с заседания домой, и они долго гуляли.

С тех пор прошло много лет. Она вышла на улицу с газетами, и все ждала, что Илья станет прежним, Как тогда. Продавая газеты, она думала об Илье, не видя улицы, не замечая людей. Теперь, когда она уже знает наверняка, что этот перекресток больше не будет ее соседом, она хочет все рассмотреть.

Утром, едва только прояснилось и осеннее солнце выкарабкалось из-под крыш на небо, пришла Малка на свое постоянное место. Сегодня она не выкликала, а распевала новости, бежала покупателю навстречу и в первый раз смеялась. Ее смеющееся огрубевшее лицо напоминало потрескавшуюся кору. Многие удивлялись.

— У женщины что-то неладное в голове... Жалко.

— А что, разве нельзя с ума сойти от такой «сладкой» жизни?

Она бегала в своих стоптанных ботинках, как молодая девушка. Последние несколько газет хотелось оставить на память. Завтра она идет на мармеладную фабрику.