Двор чудес

— Исполнять, государь?

— Нет! Будем считать, что я ничего не говорил. И чтобы никто не знал!

— О, Вашему Величеству прекрасно известно…

— Да, вы человек верный… Ступайте, Монтгомери.

Монтгомери вышел. Идя передней, он думал: «Надо ли мне сообщить дофину… который скоро станет королем?»

Франциск I, оставшись наедине с Сансаком, встал и опять начал разгуливать по кабинету, но теперь медленно и печально. Придворный увидел, как обессилел король, какая страшная перемена произошла в нем с тех пор, как он оставил Париж…

— Мне идти, государь? — спросил он.

— Нет, оставайся, — сказал король чуть ли не с мольбой. — Кроме тебя, мне здесь не на кого положиться!

И страшнее всего показалась Франциску реакция Сансака. Прежде в таких обстоятельствах он бы посоветовал королю рубить и вязать. Теперь он молчал…

«Да, — подумал Франциск I с глубокой скорбью, — верно, я и впрямь осужден!»

* * *

Столько дурных вестей разом: безумие графа де Монклара, убийство д’Эссе и Ла Шатеньере — нанесли Франциску I страшный удар.

И в этой душе, изъеденной эгоизмом, как изъедено неизлечимым недугом было тело его, не было искреннего сожаления о верном слуге, каким был великий прево, о славных товарищах в весельях и в опасностях, какими были Ла Шатеньере и д’Эссе. Король плакал только о себе самом.

Потом, как часто бывает с неустойчивыми натурами, горе его приняло другое обличье. Образы его друзей расплылись в уме, потом исчезли и сменились образом Жилет. Через несколько часов после вести о катастрофе король уже думал только о том, чтобы ею овладеть.

Но думал он об этом уже не с сомнениями, как прежде, а с яростью. Он мечтал о чудовищной смерти. С нервическим содроганием, он воображал, как его труп сжимает в ледяных объятьях завоеванную девушку…

В любовном бреду Франциска I Жизнь и Смерть тесно переплелись в одном образе, огненными чертами рисуя в его воспаленном воображении диковинную картину пляски смерти.

Потом перед его взором проплыла Прекрасная Фероньерка: зовущая, смертоносная, ее нагое тело было восхитительно прекрасным, но на лице скалил зубы трухлявый череп…

И он снова и снова возвращался к фантастическому порождению своего бреда:

Вот он умирает… умирает от любви… от сладострастия…

И мертвое тело в нерасторжимых объятьях сжимает тело Жилет, трепещущее жизнью и ужасом.

* * *

В час ужина король объявил, что есть не будет. Отходя ко сну, он отослал Бассиньяка. Тот обеспокоенно уселся в передней и стал ждать…

Много часов подряд король отыскивал, придумывал, переживал ряд гнусных картин, чаровавших и убивавших его. Это была агония сладострастия.

Потом голову пронзила стреляющая боль, и тут же судорожной болью скорчились внутренности.

Уже давно пробило полночь, а король все молча мучился.

Вдруг боль в животе утихла, но тотчас же Франциску показалось, что огненные иголки впиваются ему в глаза. Он сомкнул веки, но ему не полегчало…

Тут ужас смерти предстал перед ним явственно, как будто она стояла рядом. Он хотел встать, чтобы избавиться от призраков воображения, сделал два шага и с душераздирающим криком тяжко рухнул…

Было три часа ночи.

— Король в опасности… Король при смерти!

В замке туда и сюда носились огни, осветились все окна, и люди передавали друг другу эти слова. Жители замка разом проснулись и ждали, чем кончится кризис.

Лишь покои Франциска I были пусты.

Только Бассиньяк и Сансак, за которым бросился камердинер, вошли в королевский кабинет. Они отнесли государя на постель, раздели, и Бассиньяк стремглав бросился за придворным хирургом. Хирурга тщетно искали повсюду и наконец нашли в покоях дофина Генриха. Там собралась большая толпа.

Монтгомери стоял в первых рядах придворных, бросившихся приветствовать восходящее солнце, и тихонько рассказывал дофину что-то, видимо, чрезвычайно интересное: Генрих слушал с великим вниманием.

Бассиньяк увидел хирурга возле окна, растолкал толпу… Подойдя к окну, он увидел, что хирург беседует с госпожой Дианой де Пуатье. Что она могла ему говорить?

Не обращая внимания на этикет, Бассиньяк потащил хирурга за рукав.

— Что такое, Бассиньяк? — спросила Диана.

— Король серьезно занемог, мадам, — разве вы не знаете? — ответил камердинер.

— О, Господи! Надо же сообщить его высочеству! — воскликнула Диана и тут же отошла, со значением посмотрев на хирурга.

Тот пошел за Бассиньяком.

Камердинер снова бросился бегом и при выходе столкнулся с Жарнаком. Тот взвыл от боли и выругался. Бассиньяку было не до того — он не остановился.

Но остановился хирург.

— Этот болван вас толкнул? — спросил он.

— Да, чертова сила, так и горит…

— Понятно. Скоро я осмотрю ваше плечо. Лишь бы компресс не свалился…

И хирург бросился догонять Бассиньяка.

Жарнак, войдя в гостиную дофина, направился прямо к Диане де Пуатье.

— Как ваше плечо? — спросила она.