Двор Карла IV. Сарагоса

— Как же, он сидит в первом ряду и глаз не сводит с сеньоры Эдельмиры. Право, друг мой, — я говорю это вовсе не затем, чтобы разжечь твою ревность, — все в театре обратили внимание на неумеренный пыл этого юнца, многие даже видели, что он во время представления делает знаки Лесбии. И еще — сама-то я не видела, но мне говорили, что…

— Что тебе говорили?

— Что герцогиня тоже смотрит на него и как будто только для него играет — все патетические фразы своей роли она произносит, обратясь к Маньяре, словно хочет броситься к нему в объятья.

— О-о! Так и есть. Вот видишь! — вскричал Исидоро, застонав от ярости. — Все будут надо мной смеяться, а этот подлый франт… Ах, Пепа, я должен узнать точно, что это значит, должен раз навсегда покончить с сомнениями, должен изобличить эту предательницу, и если верно, что она меня обманывает, если она способна променять любовь такого человека, как я, на дурацкие заигрыванья презренного петиметра… Ах, Пепа, милая Пепа, моя месть будет ужасной. Ты мне поможешь, правда ведь, поможешь? Ты кругом мне обязана, я избавил тебя от нищеты, ты не можешь отказать Исидоро, когда он, желая отомстить, просит об услуге, ты постараешься для него, поможешь ему насладиться местью — и тем расплатишься за все, чем обязана.

Исидоро вскочил со стула и начал кружить по комнате, как лев в клетке, бормоча бессвязные проклятия. А моя хозяйка вела себя очень странно: то ли у нее и впрямь было веселое настроение, то ли гнев друга и учителя нисколько ее не испугал, но на его негодующие речи она отвечала смехом и шутками.

— Смеешься? — спросил Майкес, останавливаясь перед ней. — Да, ты права, пришел час, когда даже театральные служители потешаются над Исидоро. Тебе этого не понять, малютка, — прибавил он, снова садясь. — Ты не способна на пылкие, бурные чувства. За это я тобой и восхищаюсь и так хотел бы походить на тебя — ведь я знаю, что до сих пор во всех своих амурных делах ты играла с любовью, относясь к ней как к приятному времяпрепровождению, которое тебя забавляет, меж тем как других сводит с ума. Тебе еще не довелось — и упаси тебя от этого бог — изведать такую любовь, которая причиняла бы тебе страдания, меж тем как другие смеялись бы над тобой.

— Какой гордец! — серьезно молвила Ла Гонсалес. — Даже в этом ты хотел бы стоять выше всех.

— Так вот, если сердце твое искренне, остерегайся влюбляться в надменных, спесивых господ, которые будут обхаживать тебя, чтобы потешить свое тщеславие. Они никогда не полюбят тебя любовью чистой и бескорыстной.

— Мне кажется, я смогу полюбить только человека, равного себе, человека, который не постыдится назвать меня своей женой.

— Ого, Пепилья, я слышу разумные слова! Где ты этому научилось? Но я бы вдобавок посоветовал тебе не влюбляться и в актеров, если не хочешь, чтобы вся женская половина публики бесновалась от ревности. Знаешь, как это бывает?

— Уж я — то знаю.

— Стало быть, твоя любовь — человек из театра? Да, это несчастье. Хорошо еще, если твой возлюбленный из числа тех бесталанных актеров, которые не приводят в восторг красавиц в партере. Тогда ты будешь счастлива, Пепилья; вздумаешь выходить замуж, можешь рассчитывать на мою помощь.

— Об этом я и не мечтаю.

— Неужто он — такая скотина, что не любит тебя? А может, это — большая знаменитость?

— Большая, не чета мне, — сказала Ла Гонсалес, стараясь держаться спокойно и не выдать своего волнения.

— Бьюсь об заклад, это какой-нибудь тенор из труппы Маноло Гарсиа. Предоставь мне поговорить с ним. И если моя догадка верна, если этот болван не отвечает тебе взаимностью и твоим искренним чувствам предпочел фальшивую любовь одной из тех дамочек, которые своими шелками метут пыль за кулисами, ты, я полагаю, должна знать, что такое ревность. Так ведь?

— Я слишком хорошо это знаю, Исидоро, и терплю страшные муки, — дружески доверительным тоном сказала моя хозяйка. — Но у меня по сравнению с тобой есть одно преимущество: ты еще не уверен в своем несчастье, а потому колеблешься, я же теперь знаю точно, что нелюбима, и обстоятельства сложились так, что я смогу отомстить.

— О, Пепа, я не узнаю тебя! Никогда не думал, что ты способна на такое… — с живостью подхватил Исидоро. — Да, ты отомстишь. Не тревожься, я тебе помогу, если ты мне поможешь изобличить и покарать Лесбию, эту подлую женщину. Но послушай, детка, скажи мне, кто он. Будь откровенна со мной, я твой лучший друг.

— Как-нибудь потом, Исидоро. Пока я хотела бы сохранить это в тайне.