Двор халифов

Молодой принц был целеустремленным и решительным. Пока другие принцы крови проводили время с поэтами и певцами, он использовал все свои ресурсы, чтобы набирать солдат, которые были бы верны только ему одному. Весь 815 год, до самого возвращения Мамуна в Багдад, Мутасим скупал у хозяев в Багдаде тюрков-рабов, среди которых были Ашинас, Итах, работавший у предыдущего хозяина поваром, и Васиф, мастер плетения кольчуг.

После утверждения столицы халифата в Багдаде Мутасим начал скупать рабов напрямую у купцов из Центральной Азии. Все эти люди были тюрками по национальности. В то время порки жили не в современной Турции, а в коренных тюркских землях[30] — на обширных просторах степей и пастбищ, которые простирались за границами поселений в северо-восточном Иране, в областях, которые теперь стали Узбекистаном, Казахстаном и Киргизией. Они были людьми с ярко выраженной монголоидной внешностью (как современные казахи и киргизы) и жили как племенные кочевники. Для Мутасима, создающего свою «армию нового строя», эти люди были весьма привлекательны в качестве преданных солдат.

Сначала они были чужаками в мусульманском мире. Они не тащили за собой никакого политического груза — ни семейных обязательств, ни контактов, которые отвлекали бы их от преданности новому вождю. Еще большее значение имел тот факт, что они были необычайно выносливы и привычны к необыкновенно примитивному быту в очень тяжелых условиях окружающей среды. Кроме того, они принесли с собой новый стиль ведения боя, поскольку этих людей изначально учили стрельбе из лука, умению выпускать стрелы с быстро скачущей лошади. Росшие с лошадьми с самого детства, учившиеся ездить верхом раньше, чем ходить, тюрки великолепно умели управлять своими животными. Они жили на кобыльем молоке и конине. Не испорченные манерами и политикой оседлого общества, они представляли собой идеальных воинов.

Отдельных тюрков нанимали и предыдущие халифы — но бойцов Мутасима отличало то, что они образовали целостную военную единицу, численностью всего в несколько тысяч, но сильную, жесткую, дисциплинированную и преданную своему хозяину. Ни один другой член семьи Аббасидов не имел такого ударного кулака.

Появление тюрков привело к возникновению при дворе Аббасидов новой фигуры — гуляма. Первоначально этот термин означал юношу или пажа, но тюркские гулямы были гораздо большим. Они стали солдатской элитой халифов, их защитниками, а иногда и самыми смертельными врагами. Эти стройные молодые люди с их обманчиво красивыми лицами и едва пробивающимися бородками часто могли становиться объектом сексуальных желаний. Гулям, чьи брови как выгнутый лук, а глаза мечут стрелы взглядов, стал частым объектом для вдохновения арабских и персидских поэтов девятого и десятого веков. Некоторые юноши могли быть для хозяина одновременно рабами, телохранителями, музами и любовниками в постели. Появление гулямов навсегда изменило лицо двора Аббасидов.

Мы не знаем, когда — если это вообще произошло — Мамун начал рассматривать своего брата как наследника. Не существует никакой записи о публичном провозглашении Мутасима наследником — такой, какие оставляли своим наследникам Мансур, Махди и Гарун. Относился ли Мамун к вопросу наследования без должной заботы или просто не допускал возможности столь скорой и неожиданной смерти? Стал ли Мутасим явным наследником только тогда, когда они с халифом сидели, беседуя у реки в Будандуне, болтая ногами в воде? Или же идея возведения его на престал возникла уже после смерти халифа — у самого Мутасима либо у кого-то из его сторонников?

Мы знаем только, что влияние Мутасима росло, и Мамун назначил его наместником Египта и других земель. Когда Абд Аллах ибн Тахир двинулся в сторону Хорасана после смерти своего брата в 828/9 году, Мутасим занял его место в качестве правой руки халифа на западной границе. Возможно, в таких обстоятельствах Мамун действительно стал считать его потенциальным наследником. С другой стороны, это выглядит странно — исключить из наследников собственного сына Аббаса.

Может быть, Мутасим просто по чистой случайности находился с братом в момент его смерти, в то время как Аббас стоял лагерем на другой границе империи. Может быть, именно это отсутствие в столь критический момент стоило Аббасу халифата и в конечном счете жизни. Нам рассказывают, что в армии многие поддерживали Аббаса и с нетерпением ждали, когда он заявит свое право на трон — но или потому, что он растерялся, или потому, что не хотел вызывать гражданский раздор, однако сын Мамуна принес клятву верности своему дяде и его военным сторонникам, так что не осталось места для дальнейших треволнений^{443}.